Вечером я спускаюсь в холл, туда, где Райнер просил его подождать. За окном быстро темнеет. Слуги снова разжигают огонь в камине, зажигают свечи в высоких напольных подсвечниках. Я топчусь на месте, и под моими туфельками противно скрипит пол, судя по виду – давно уложенный паркет. Видно, что за ним не ухаживают, как должно. Да и откуда им знать? Здесь нет салонов напольного покрытия.

По лестнице спускается Райнер, шепотки слуг стихают. Ему кланяются и выходят из холла. Только я стою и горю щёчками, как красная девица.

- Привет, - неловко здороваюсь, и стараюсь не смотреть ему в глаза.

А всё потому, что выглядит он, как заправский бабник. Чёрные вельветовые штаны с подтяжками навевают ассоциацию с бандитами прошлых десятилетий, не хватает только тонких усиков. Рубашка сияет белизной и свежестью, пуговицы и запонки сверкают в тусклом свете свечей. Он что, надел её пять минут назад?

- Пройдём в столовую, - он приоткрывает дверь, кивает на неё, и я проскальзываю внутрь, - не голодна?

- Немного, - признаюсь я. Блюда кухарки Ирины на завтрак были божественно хороши десять часов назад. Сейчас от них остались только приятные воспоминания и ворчание в желудке.

- Давай выберем напитки, и я отведу тебя на кухню.

- Ты думаешь, если мой папа угостил тебя крепким, то я разбираюсь в алкоголе? – подначиваю волка.

- Частично, - как всегда, оборотень отвечает на вопрос только наполовину.

Из столовой мы выходим в узкий коридор, потом Райнер открывает неприметную дверцу в углу.

Она ведёт в погреб. Из раззявленной двери веет сыростью и холодом, и моё желание спускаться туда стремится к нулю. С запозданием до меня доходит: там точно нет освещения. И отопления тоже.

- Держи, - Райнер снимает со стены подсвечник и вручает мне. Три чахлые свечи видятся мне ненадёжными помощницами, но других нет.

Телефон! Я вспоминаю о мобильнике в бюстгальтере. Только не очень хочется использовать его при Райнере. Будет моим козырем до последнего.

- Можно впереди пойдёшь ты? – лукаво осведомляюсь. Райнер оглядывается и смотрит на меня из-за плеча. Его глаза смеются, а уголки губ подёргиваются.

- Чудовища из погреба гувернанток не едят. Спускаемся. Диана, посвети мне.

В узком лазу я успеваю десять раз пожалеть, что согласилась на это. Иду близко к волку, но не слишком, чтобы не поджечь его длинные волосы. Громоздкий подсвечник тяжел для одной руки, и я постоянно перекладываю его то в левую, то в правую, а то и держу обеими руками сразу. Освещает он лишь пятачок земли перед нами, так что у меня складывается ощущение, что мы опускаемся в бездну.

Мы идём с минуту, но она растягивается на целую вечность. Погребом оказывается широкое помещение прямоугольной формы, изрезанное полками с бутылками.

- Впечатляюще, - признаюсь я, ставя подсвечник на деревянный стол в центре погреба, - мой папа отдал бы какой-нибудь не особо важный орган, чтобы попасть сюда.

- Он любитель выпить?

- Нет. Скорее, ценитель. Знает меру, но не злоупотребляет.

- Мой дед был алкоголиком, - признаётся Райнер, и я умолкаю. – Оборотень может позволить себе большую дозу, чем человек. И дольше пьянеет. Только от зависимости что человека, что волка, спасёт только собственное здравомыслие. У деда его не было.

- Это его коллекция вин?

- Да, - Райнер проходит мимо полок, проводит рукой по донышкам бутылок, - но тут не только вина. Есть ром, коньяк, виски, есть раванши, и бренди.

- Почти всё это есть и на Земле, - бормочу я, - кроме раванши.

Райнер кивает.

- Дед обожал алкоголь с Земли. Говорил, что он лучше нашего, - он достаёт из глубин ближайшей полки бутылку, подходит и ставит её на столе. В тусклом освещении я могу рассмотреть на ней лишь потемневшую бурую этикетку. Вижу надписи устаревшими рунами вольфена.