Его хозяин не хватал её за голову, задавая нужный ритм, не помогал руками. Он просто позволял ей делать всё, что захочется, и по каким–то необъяснимым причинам ей это тоже нравилось. У него не было точки опоры и когда движения её стали ритмичнее, он схватил себя за волосы и мучительно втянул живот.
О вкусах не спорят. Что бы он там себе не думал, и вкус этой жидкости ей тоже нравился. Она поступала толчками, порциями, и Таня глотала её как растаявшее мороженое, желая выжать из этого автомата всё.
Он даже не стонал, он глухо рычал, и напряжённые мышцы его нижнего пресса просто напрашивались, чтобы их целовали.
«Спасибо, красавчик! Это я ему», — подняла она глаза вверх и прижалась губами к проступающим венам на животе, поблагодарить. За доверие, за беззащитную зависимость на этот недолгий срок, за удовольствие доставить ему удовольствие и … за эту розу.
Она зажала в зубах цветок и поднялась.
— Ты лучшая.
Он поцеловал её через стебель, оставив во рту вкус крови от проткнувшего его губу шипа и даже не поморщился.
Ей бы впору нахлобучить корону, сесть, скрестив ногу на ногу и зазнаться. Неплохое начало карьеры.
Но, судя по часам, прошло пять минут, а этот засранец ещё не получил по заслугам. Зато так удачно нагнулся к своим штанам.
— Ай! — подскочил он от неожиданности, получив по голой заднице шипастым стеблем. — Ты с ума сошла?
— Это тебе за засос.
— Чёрт! — ударила она его по второй ягодице, пока он осмысливал сказанное.
— А это за синяки.
И она третий раз замахнулась, но он перехватил её руку.
— А это за что?
— А это в рамках эксклюзивной программы.
— Вот ты сумасшедшая, — покачал он головой и отобрал её орудие. — А если я сейчас то же самое сделаю с тобой?
— О, это тоже входит в эксклюзивную программу, — игриво улыбнулась она.
— Тогда, считай, что на сегодня, она закончена, — потемнели его глаза.
Он рывком заломил ей руку за спину, и она выгнулась, обнажая шею, и застыла, как поднятая за шкирку кошка.
Он давал понять, что не надо играть с ним в эти игры.
— Предупреждаю, если хочешь жёстко, то больно будет тебе, — навис он над ней. И звучало это как угроза, и в голосе его была сталь. — Но сегодня мы уже уходим.
Влад разжал свою железную хватку и пошёл как ни в чём не бывало натягивать свой костюм.
— Иди одевайся, — поднял он глаза на Таню, так и не сдвинувшуюся с места.
— Зачем? — недоумевала она.
И она была в небольшом трансе от его потемневших глаз, от опасности, что от него исходила. Это было так волнующе, что она не сможет это забыть. И понимала, что не успокоится, пока не выманит этого зверя.
— Раз уж завтрак ты пропустила, сходим в кино, посидим в кафе, погуляем по набережной, провожу тебя до дома, — он улыбнулся, глядя на её замешательство. — И, может быть, приглашу тебя на свидание.
В два прыжка она оказалась у него на руках. Он подхватил её, прежде чем её ноги сомкнулись у него за спиной.
— Ты совершенно невменяемая, — успел он ей сказать, прежде чем она накрыла его рот поцелуем.
— Я знаю. И это полностью твоя вина.
Влад тревожно оглядывался на лестнице, пока Таня аккуратно отдирала хлипкую ленточку с печатями, обозначающую, что доступ в эту квартиру запрещён.
— Это точно твоя квартира?
— Конечно, — ответила она ему шёпотом и приложила палец к губам, когда тяжёлая деревянная дверь скрипнула.
Она наощупь добралась до гостиной, задёрнула плотные шторы, а потом только включила свет.
Запах нежилого помещения в доме, который был родным, отозвался болью потери.
Невосполнимая утрата близкого человека жгла сердце огнём. Таня стёрла пыль с портрета пожилой женщины с лучиками морщин в уголках улыбающихся глаз и улыбнулась в ответ.