Вслух она некоторые вещи говорить боится.

– Тогда я так не уставала. А теперь… звонят-звонят. Встречаются. Уже интриги плетут… твои хорошие управляющие готовы в горло друг другу вцепиться, чтоб кусок пожирнее урвать. Со мной считаются, но как бы невсерьёз. Приятели твои из муниципалитета… ты же сам понимаешь, отвалятся, как только выпадет случай. Про тех, кто повыше, вовсе молчу. Те нас уже списали. И другие тоже… и Антоненко пойдёт в наступление. И да, может, поднатужившись, я и удержу. Застрою тех и других, и третьих… – она снова посмотрела на ногти. – Но я больше не хочу поднатуживаться. Я… я хочу уехать. К морю. Куплю себе дом с садом. Буду сидеть и пялится на волны. Лошадь заведу…

– Я тебе конезавод купил.

– В этом ты весь, Громов… на кой ляд мне этот конезавод нужен был? Я хотела лошадку выгуливать. Яблоками угощать. Морковкой. Может, сесть бы верхом решилась… а конезавод – одна морока. То корма, то падёж, то ещё что…

Да уж.

Об этом я как-то не подумал.

И Ленка понимает.

Улыбается, как когда-то давно. Улыбка у моей Ленки крышесносная. И я снова чувствую себя молодым, безбашенным и готовым мир на части порвать. Не ради неё, но… и ради неё тоже.

Тогда я не слишком задумывался, почему.

– Готовь, – выдавливаю из себя. – Документы. И поскорее…

– Готовы уже…

– Ты могла бы и сама. Объявить меня, скажем, недееспособным…

Качает головой.

Не могла.

Нет, технически – вполне. В чьих руках бабки, тот и рулит. Это я давно уже понял. Но Ленка не из таких.

– Деньги хоть нормальные дает?

– Хватило бы и праправнукам… если б они у нас были, – улыбка тускнеет. – Но так-то да… норм. Подумай… может, фонд какой… имени Громова…

Я ржу и от смеха там, в груди, что-то смещается, подталкивая к горлу. И булькает. И я захожусь кашлем, на который машины отзываются писком.

Фонд имени Громова…

Придумала же.

– Сама… решишь… звони этой сволочи… пусть приходит, пока я в сознании. И мозгоправов захватит, чтоб потом оспорить не мог. Да ты лучше меня знаешь…

Знает.

И выдыхает с облегчением. Неужели и вправду думала, что откажусь? Хотя… год или два тому отказался бы. Она же предлагала. Раньше. Когда только стало ясно, что мне не жить, что срок отмерен невеликий, аккурат с делами разобраться. Я тогда обматерил её, потому что показалось Ленкино предложение предательством.

Как так…

Я всю жизнь положил на фирму, которая давно уже концерн и чего-то там ещё, и по сути даже маленькая империя. Моя. Личная. И обладание ею грело душу. Самолюбие опять же тешило, потому как выходило, что я, Савка Громов, не шушера детдомовская, не бомж и даже не бандос, а уважаемый человек и бизнесмен.

Олигарх. Ну или почти.

Хрена.

– Ты… – просить я не привык, но тут иначе не выйдет. – Того паренька… если захочет, то привези. Ладно? Только нормально… без этих вон.

А то явятся мордовороты. Напугают.

– Можешь с мамкой, чтоб глянула, что тут никто обижать не станет.

– А ты меняешься, Громов, – Ленка смотрит внимательно. – Возможно…

Запнулась.

Не сказала, что к лучшему это. Или к худшему. Или потому, что мозги плавятся. А они плавятся. И когда Ленка берет телефон – с Антоненко договаривается, не иначе – я закрываю глаза. И уже почти без усилий оказываюсь там.

Лазарет.

Запахи знакомые. Да и где мне ещё быть? Но не один. Мы с Савкой лежим в кровати, а над нею нависает фигура.

От фигуры пахнет спиртным.

И она покачивается. Будто человек этот всё никак не может решение принять. Или принял, но в голове, а взять и сделать то, чего он там в голове надумал, оказалось сложнее. В руках он мнёт что-то…