— Верно. А приставка «А» — главенство.

— Знаю, — кивнул новый знакомый и добродушно улыбнулся. — В Шиссае интересные порядки. Кстати, я взял несколько образцов местных трав. Мой род занимается садоводством, им будет любопытно.

— И что же вы выращиваете?

Маги земли были сильны в земледельчестве, а Сеттория славилась лесами и полями. Говорили: «Воткни в землю палку, и она зацветет».

— Мы специализируемся на плодовых деревьях, у нас они плодоносят до восьми месяцев в году. Готов поспорить, таких сочных персиков вы в жизни не пробовали.

Я сама не заметила, как начала улыбаться в ответ.

Надо же, мы с бывшим врагом говорим, как столкнувшиеся на рынке соседи, которые обсуждают урожай и цены на овощи. Может, Маю показалось, что мне одиноко и страшно, вот и решил поддержать?

— Буду рада, если вы меня угостите плодами из вашего сада.

— Договорились. Не буду докучать вам, госпожа Мирай. Но если захотите поговорить, я к вашим услугам, — Май вежливо кивнул и направил лошадь вперед.

— Что он от тебя хотел? — раздался голос Рэйдо, и я увидела хмурого друга.

Я пожала плечами.

— Рассказывал про персики.

Глаза парня полезли на лоб. Интересно, что он успел себе придумать?

И тут подоспел Искен.

— Меньше откровенничай с сетторцами, Мирай. Они только и ждут возможности всадить нож в спину.

— Не вам решать, что мне делать, а что нет, — я пришпорила лошадь и оставила этих двоих позади.

Внутри кипело раздражение. Говорили, что магия дает свободу и власть, что мы стоим над простыми смертными.

Очень смешно. У меня выбора меньше, чем у самого последнего бедняка. Не могу даже решать, с кем побеседовать.

Взгляд зацепил темную фигуру на вороном жеребце. Гром держался во главе отряда, и я замедлила ход, чтобы не сокращать расстояние. Чем он ближе, тем сильнее начинает колотиться сердце, а воздуха не хватает. Тело, захлебываясь, кричит об опасности.

Дело шло к вечеру. Гром решил остановиться в одной из мелких деревень, которых тут расплодилось, как грибов после дождя. Бедные лачуги жались одна к другой. Стайка детей бросилась врассыпную, едва отряд показался на дороге.

Крестьяне выстроились в несколько рядов и все как один рухнули на колени и уткнулись лбами в землю. Только высокий и прямой, как палка, старик отделился от них, чтобы произнести слова приветствия.

Внезапно вперед вырвалась женщина в поношенном платье. Она бросилась на колени перед лошадью Грома и запричитала:

— Господин! Помогите, не оставьте в беде! Помогите бедной матери, умоляю!

— Уйди, безумная женщина! — старик в ужасе метнулся к ней, но та заголосила еще громче.

Я наблюдала за этой сценой, сжимая луку седла. Так может кричать только тот, кто потерял что-то очень дорогое. Мне часто приходилось видеть подобное, и каждый раз внутри болезненно дергалось. А еще мучил стыд — хотелось отвернуться и не смотреть, ведь я ничем не могла помочь.

— Оставь ее в покое, — послышался голос Грома.

Женщина рухнула на землю бесформенным кулем и начала скулить.

— Говори, в чем дело.

— Дочь у нее пропала, господин генерал, — ответил все тот же старик. Скорее всего, это был деревенский староста. — Второй день найти не можем.

Бедняжка!

У меня детей не было, но я могла понять материнское горе. А времена сейчас неспокойные: по дорогам рыщут дезертиры обеих армий. Одичавшие от голода крестьяне сбиваются в стаи, как псы, недобитые демоны встречаются то тут, то там.

— Только не наказывайте нас, господин! — проблеял староста, рухнул на колени и принялся отбивать поклоны. — У нас нет ничего ценного, на всю деревню две тощие клячи.