— Меня уволили на прошлой неделе, ма. – Даже не удивлена, что она не помнит. Вряд ли вообще вчитывалась в те части моих сообщений, которые были обо мне, а не о ней. 

Какой-то еще по-детски наивной части меня очень хочется, чтобы эта тишина в трубке стала предвестником невиданного события – искренних извинений. 

— Но ты ведь уже нашла новую работу, раз не нашла времени заехать ко мне хотя бы в выходные.

Чуда не случается и в этот раз.

Если бы не ямочка на подбородке, как у отца, и не его изгиб бровей, который мои повторяют в точности, я бы ни на мгновение не сомневалась, что я – приемный ребенок, которого моей матери выдали в довесок к какой-то не очень нужной покупке. Именно так она обращается со мной с тех пор, как их с папой отношения во второй раз окончательно разладились. 

— Я заеду сегодня после работы. Тебе что-то нужно? 

Она фыркает, давая понять, что скорее удавится, чем скажет хоть слово. Лучше потом рассказывать всем приятельницам и родне, что от нее отказалась собственная дочь. Даже если последние пару лет именно я оплачиваю львиную долю ее расходов – после инсульта пять лет назад ей пришлось оставить работу. Денег у отца она не взяла бы, даже если бы он приполз на коленях с купюрами в зубах (конечно, это в принципе исключено). А я не могу и не хочу брать деньги у него, чтобы не превращаться в испорченный телефон.

— Ма, мне с работы звонят, - вру я, когда поток ее обиды превращается в настоящий шторм. Впереди еще половина рабочего дня, и мне будет куда потратить эти нервные клетки. – Люблю тебя.

— И я тебя, - говорит она, но это просто сухое эхо.

Ну должно же между нами быть что-то от игры в «дочки-матери».

Хорошо, что работа отвлекает меня от неприятных мыслей, и когда взгляд снова падает на часы – уже почти шесть, а в списке дел, которые я запланировала закончить до конца рабочего дня, все пункты отмечены как выполненные. Довольно задираю нос, фотографирую свой «чек-лист» и сбрасываю Диме с припиской: «Гордись мной, я – золотая головушка!». Бросаю телефон в портфель, быстро навожу порядок на столе и выхожу в коридор, на ходу просовывая руки в рукава пальто.

И почти сразу врезаюсь лбом в какую-то преграду. 

Слава богу, мягкую.

— Мария Александровна, - слышу приятный немного тягучий голос моего босса. – Надеюсь, вам уже провели инструктаж по технике безопасности? Уверен, там должен быть пункт: «Передвигаться, строго глядя по сторонам».

Я тушуюсь, чувствуя, как румянец приливает к щекам. Это не стыд, скорее – досада, что я так опростоволосилась в первую же встречу в статусе «начальник-подчиненная». 

— Я обязательно учту ваши замечания, Игорь Сергеевич, - отвечаю я, наконец, справившись с рукавами.

— Я пошутил, Маша, - Гарик немного понижает голос, хоть в коридоре нет ни единой живой души, которая могла бы нас подслушать или даже просто увидеть. Хотя камеры слежения тут, как и положено, торчат чуть ли не из каждого угла. 

Мы вместе идем к лифту, куда Гарик галантно пропускает меня первой.

Ему очень идет его деловой вид: все-таки, на высоких стройных мужчинах модные костюмы с приталенными пиджаками сидят с особенным шиком. А когда этот образ очень умело «приправленный» подходящим парфюмом – даже мужчина с посредственной внешностью превращается в особенное лакомство.

У Гарика внешность совсем не посредственная.

Скорее, наоборот.

И пахнет от него хорошо знакомым мне Кридовским «Aventus»’ом.

Мы вместе проходим через проходную, молча идем до стоянки.

И когда приходит время расходиться, мою попытку пожелать «хорошего вечера» Гарик успевает перебить своим предложением выпить кофе.