— Та ночь изменила нас обоих. Я знаю, ты пытаешься убедить себя, что всему виной выпитый алкоголь, но мне врать не смей. Я поклялся, что ты будешь моей. И ты будешь!

Это звучало устрашающе и… Возбуждало. Я холодно улыбнулась, хотя внутри разгоралось пламя. То пламя дикого костра, разожженного в нашу первую встречу Анархистом. Как же я сразу не узнала его? Или, может быть, была слишком напугана сейчас? Вероятнее всего, просто поверила, что сумела забыть тот вечер, притвориться, будто ничего не было. Ни сумасшедшего секса в машине, ни этого человека, заставившего меня совершить грех, изменить мужу…

На затылок давила сильная рука, и некуда было уклониться от этого жгучего взгляда. А глаза-то у него как ночь, черные, обсидиановые, под нависшими бровями вразлет. Обалденные, манящие глаза. Тамерлан, — неожиданно вспыхнуло в сознании имя моего похитителя. Точно, более полугода назад, при знакомстве в том злополучном ресторане, я еще удивилась, услышав, как он мне представился.

Что-то смутно колыхалось сейчас на задворках памяти. Анархист, который тогда был для меня просто случайным мужчиной, а не самым отъявленным отморозком в городе, вскользь упомянул, мол, корни его родословной уходят в Северную Осетию, оттого и внешностью природа наградила столь яркой и выразительной. Он был безумно привлекателен, и так же сильно опасен. Я не лелеяла напрасных надежд на то, что теперь он отпустит меня, но и признавать себя добровольной пленницей тоже не стану.

Он хочет меня? А ничего, что я замужем?!

Его алчные губы приближались к моим губам неумолимо, но я больше не брыкалась. Он счел покорность приглашением, и завладел моим ртом жадно, напористо, лишил дыхания. Целовал так, словно стремился уничтожить, подчинить, властно раздвинул мне губы, и начал хозяйничать языком у меня во рту, а ладонями стиснул бедра. Но я оставалась безучастной, и он это почувствовал. С глухим хрипом отстранился, выпрямился, окинув меня, голую, взглядом, от которого тело моё охватил жар, и одним глотком прикончил водку из фляжки.

— Запомни, детка, свои клятвы я выполняю всегда. Это дело чести, так учил меня дед. Если мужчина в чем-то поклялся, но это были пустые слова, он не мужчина, а тряпка. — у двери Анархист обернулся вполоборота, и сухо добавил, — сейчас тебе принесут одежду и отведут в дом. Будь покладистей с моей прислугой. Ради своего же блага…

3. Глава 3.

Вечер сгущал краски, зажигал в окнах светлячки, но на душе у Анархиста скребло паршивое беспокойство. Весь день он не покидал дома, сначала отсыпался, потом раздал пацанам поручения, и лишь раз осведомился у молчаливой прислуги о пленнице. Лейла была робкой, услужливой, и бесконечно благодарной ему за то, что выкупил её у сутенеров, которые увозили живой товар заграницу и продавали в бордели. Четыре года уже минуло с тех пор, а девочка так и прижилась в его доме. Стирала, готовила, убирала. Преданно за ним ходила, как привязанная, а он не смог ее прогнать. 

Выяснив, что Леля ничего не ела, и отказалась даже от воды, Тамерлан зло усмехнулся. Пусть бунтует, ему это чертовски нравится. За её показной скромностью пряталась страстная натура, а это будоражило его кровь. Он не любил покорных женщин. Они его раздражали, вызывали отвращение. Как собаки, ластившиеся к ногам хозяина, который нещадно бьет и пинает, а после милостиво бросает кусок хлеба.

Девочка не разочаровала. Она боец, несмотря на кажущуюся хрупкость, и подчиняться ему вряд ли станет…

***

— Ну, чё там? Призналась тёлка?

Нетерпение в голосе, отразилось и на лице Макара, он шагнул навстречу Тамерлану, едва тот появился на крыльце. С одной стороны, Анархист понимал, почему пацанам так не терпится разрулить с порученным делом. Лось очень психованный мудак, и терки с ним сейчас устраивать нежелательно. Автосервис, в котором пашет водилой Третьяков, как и большая часть районов города, принадлежит Тамерлану, а значит, остаться в стороне не получится. Инцидент произошел на его территории, эта дура Инга посеяла цацку в такси, как утверждает. И следовало дожать ссыкливого Костика, и заставить вернуть украденную побрякушку.