К наступлению ночи продолжали держаться только казармы Атарасанас у порта и казармы Сант-Андреу. К вечеру прекратилась пулеметная стрельба вокруг монумента Колумбу. Аэропортом в Прате командовал полковник Диас Сандино, сочувствовавший мятежникам: его самолеты атаковали памятник, заставив многочисленных рабочих и штурмовых гвардейцев опрокинуть его. В замке Монтжуик гарнизон расстрелял мятежных офицеров, после чего передал оружие из арсенала в распоряжение НКТ.

Следующим утром анархисты, твердившие, что сами захватят казармы Атарасанас, не дали заняться этим военизированным силам. Буэнавентура Дуррути отдал приказ о массовой атаке: «Adelante hombres de la CNT!» Он возглавил атаку вместе со своим соратником Франсиско Аскасо, убитым почти сразу. После этого последнего боя общее число погибших составило 600 человек, раненых набралось 4 тысячи. Как и всюду, атакующие проявили отчаянную, самозабвенную храбрость. Многие жертвы были излишними, особенно на завершающем этапе, когда анархисты могли бы воспользоваться артиллерийской и авиационной поддержкой. Тем не менее отвага, которой отличились атаковавшие, вошла в фольклор анархистов, затмив тот факт, что смелость и самопожертвование – опасная замена военной науки.

По плану заговорщиков, ключевая роль в восстании отводилась военно-морскому флоту, суда которого были необходимы для доставки на материк Африканской армии. Операция была заранее отработана генералом Франко и старшими офицерами ВМФ в ходе учений флота у Канарских островов. В самом начале выступления военным судам надлежало на всех парах плыть в Испанское Марокко.

18 июля генерал Кейпо де Льяно продемонстрировал доверие к этой стратегии в первом из своих воинственных выступлений по радио Севильи, махнув рукой на то, что тем самым он выдает свои планы: «Военный флот, всегда чуткий к биению сердца нации, массово присоединился к нам. Благодаря его помощи переправка войск из Марокко на полуостров произойдет стремительно, и вскоре мы увидим прибытие в Кадис, Малагу и Альхесирас славных колонн нашей Африканской армии, которая без передышки двинется на Гранаду, Кордову, Хаэн, Эстремадуру, Толедо и Мадрид»[161].

Однако такие радужные прогнозы оказались скоропалительными. Подавляющее большинство флотских офицеров, конечно, поддержало выступление: как и в большинстве латинских стран, среди офицеров испанского флота было больше аристократов, чем в сухопутных войсках. В сухопутной армии Испании быстрее вспыхивали либеральные очаги, а в XIX веке она часто становилась лестницей для социального продвижения среднего класса. При этом испанские кают-компании остались во власти монархистов, и отношение среднего офицера к «нижней палубе» было, мягко говоря, пренебрежительным.

Утром 18 июля Военно-морское министерство в Мадриде приказало трем эскадренным миноносцам плыть из Картахены в Мелилью. По радио им был передан приказ подвергнуть восставший город обстрелу – так офицеры на борту узнали о начале мятежа. На двух эсминцах всех матросов выстроили на палубе, где капитаны провели перед строем «политинформацию»… Но если офицеры ждали криков одобрения, то они были разочарованы.

Нижние чины ВМФ были организованы гораздо лучше, чем их коллеги на суше. 13 июля на секретном совещании в Ферроле они обсуждали свои действия в случае антиправительственного офицерского мятежа. В Мадриде телеграфист Бенджамин Бальбоа перехватил послание, отправленное с Тенерифе под диктовку Франко. Он сразу передал его в военно-морское ведомство и арестовал главного офицера на радиостанции, лейтенанта Кастора Ибаньеза, участвовавшего в заговоре. По приказу министерства Бальбоа немедленно связался со всеми флотскими радистами, предупредил их о происходящем и попросил «следить за офицерами, фашистской шайкой». В результате его активности большинство судовых экипажей узнали о событиях и не поддались агитации мятежников. Хираль