– Собрался, – обронил Андрей.
– Тогда слушай, – твердо сказал Заварзин. – Ребята решили тебя оставить. Их благодари. Но отрабатывать придется. Понял?
– Понял, – кивнул Андрей, стараясь не встретиться взглядом с Заварзиным. Нет, страха не было, но останавливало опять промелькнувшее ощущение игры.
– Значит, остаешься. Так будет лучше, я согласен. Ты сейчас в шоке, еще глупостей наделаешь, с повинной явишься, себя загубишь и ребят подведешь… За тобой нужен глаз да глаз. Все понял?
– Да понял…
– Это хорошо. И в нашей конторе никаких перемен. Ничего не произошло. Запомни – ничего не произошло ни этим утром, ни вчерашним, ни позавчерашним. Нигде не трепаться. Даже между собой, – Заварзин посмотрел на каждого. – Даже между собой, – повторил он, опустив на стол тяжелый кулак, покрытый светлыми волосами. – Если узнаю, что вы трепались о сегодняшних похождениях… Изничтожу. Михей, это на тебе.
– Все будет в порядке, Саша.
– И ты, Жирный, запомни. Твой язык и твою дурь я знаю. Чуть что – прихлопну. Веришь?
– Верю, – кивнул Феклисов.
– И на этом все. Завязали. Михей, наливай. Андрею плесни побольше, чтоб мозги хорошо встряхнулись. Еще налей, еще… Вот так. Сегодня ему ездить не придется, пусть из шока выходит. Менты говорят, что после убийства человек больше месяца в шоке пребывает и совершает всякие глупости. Благодаря этим глупостям и ловят вашего брата. Слышишь, Андрей? Не вздумай сегодня куда-нибудь уходить. Заночуй здесь. Предупреди кого надо по телефону, чтоб в городе искать не бросились. Но сам оставайся здесь. Место в конторе найдется, диван есть. Это на тебе, Михей.
– Понял, Саша.
– Что я забыл?
– Ты забыл пожелать трудовых успехов.
– Желаю вам трудовых успехов, – проговорил Заварзин без улыбки. – Чтоб «жигуленок» завтра был готов. Я пообещал человеку, он надеется. Клиентов подводить нельзя. Все. Прощаюсь. А ты держись, – он легонько ткнул Андрея в бок, но тот, не ожидая толчка, свалился на землю. – Да ну тебя, в самом деле, – подхватив Андрея под мышки, Заварзин снова усадил его на табуретку.
– Ничего, мы его восстановим, – сказал Подгайцев. – Все будет в порядке.
– Поеду на разведку, – Заварзин поднялся. – Есть у меня люди в тех самых органах. Узнаю, как продвигается следствие, какие следы оставили доморощенные убийцы… Андрей, тебе ведь интересно, как идет следствие?
– Не знаю… Наверно.
– Если что-то серьезное – доложу. Если очень серьезное… Придется устранять опасность. Тогда с тебя причитается, слышишь? Нынче все денег стоит.
– Слышу.
– Я незлопамятный, но добрые обещания помню. Скажем так – я добропамятный. Все, что мне обещано, помню. Надеюсь и жду.
– Дождешься, – обронил Андрей.
– Это в каком смысле? – насторожился Заварзин.
– Все в том же, в добропамятном.
– А, тогда ладно. А то уж как-то угрожающе у тебя прозвучало… Или мне показалось?
– Мне ли еще угрожать, – усмехнулся Андрей, сразу почувствовав боль в губе. Он вылил в рот остатки водки и сморщился от жжения.
– Я тоже так думаю. – Заварзин вышел из тени на сильное полуденное солнце и зажмурился от удовольствия. – Держитесь, ребята, – раздались его слова откуда-то из слепящего сияния. – В любом случае я с вами. Михей вон знает, что это кое-что значит. Михей, объясни.
– Да, если Саша сказал, на него можно надеяться. Я в этом убеждался не раз. Вы тоже убедитесь, если вам повезет.
– Пируйте, ребята, – сказал Заварзин. – Но не забывайтесь. И ты, Андрей, кончай кукситься. Проехали. Забудьте. Михей, проводи меня. – Быстро и легко, несмотря на свой вес, Заварзин прошел к сверкающему перламутром «Мерседесу», соскользнул в раскрытую дверцу. Подгайцев подошел, склонился так, что виден был только его тощий зад в промасленных спецовочных штанах. – Как я? – спросил Заварзин. – Ничего?