— Спасибо за комплимент. Обращайся, если что, а мне пора. Помнишь же, как за раной ухаживать, повторять не надо?

— Разумеется, не переживай.

Похитительница ушла провожать Долорис, и у него появилось время немного передохнуть. Перед новым этапом пытки, как довольно быстро выяснилось.

Шорох, шаги, сосредоточенное дыхание. И он чувствует, как на свежую рану что-то сыплется. Соль? Нет вроде: неприятно, но не жжёт. А потом вдруг чирканье спички, мимолётное ощущение жара у самой кожи… И опаляющая (в прямом смысле) боль заставляет рвануться в путах, в попытке скинуть её с себя, избавиться.

Сдержать мучительный вопль было решительно невозможно! И кляп не особо помешал. Слёзы тоже полились, словно сами по себе. Огонь, казалось, пропёк всё до самых мышц, а то и кишок, пока погас. И запашок характерный… приправленный нотами чуть подгоревшего мяса. Порох, не иначе. Сука-сука-сука… какая же она тварь!

— Дезинфекция. Да и ждать, пока само заживёт, времени нет. А ещё тебе так идёт это выражение страдания, мой сладкий.

Страдание ему идёт, ага. Тварина, тебе бы так пострадать! Да и в красоте сотворённого с его телом он очень сомневался, чуя подлянку, но всё равно это риторика — увидеть что-либо ему вряд ли позволят. Тем более сознание наконец начало уплывать — слишком много всего случилось. Уже погружаясь в желанное забытье, он услышал озадаченное бормотание Альбы:

— Странно… А чего оно всё так расплывается-то? С порохом переборщила, что ли?..

Потом было… неизвестно сколько времени в полубеспамятстве. Тело горело, сознание то прояснялось немного, то отключалось напрочь. Его снова истязали — кажется: благодаря жару и спутанности сознания, чувствительность несколько притупилась. Ещё Альба постоянно требовала подчиниться, но он на последних остатках воли умудрялся держаться. Наверное, потому что ни на мгновение не верил, что, прогнись он, и ситуация изменится к лучшему.

Как ни странно, якорем стали воспоминания о нежных прикосновениях и чувственном шёпоте.

Правда, в один не прекрасный момент он всё же почти полностью пришёл в себя. Не сказать, что стало лучше, но сознание почти не путалось. Альба, поняв это, снова насела со своей идеей «подчинись, встань на колени и признай меня хозяйкой, обещай слушаться и вообще быть хорошим мальчиком». Вот это «хороший мальчик» из её уст воспринималось откровенной издёвкой и вообще… не так. Какая будет альтернатива, он в этот момент осознал особенно чётко.

Злость и страх накатывали попеременно, и как же при этом хотелось жить! Однако он понимал, что даже ради выживания не согласится прогнуться. На такую цену он не согласен. Так что смысл сдерживаться и опасаться, если кристально ясно, что в живых никто его оставлять не собирается?

— Да пошла ты на хуй, сука!

Одно непонятно: нахрена было что-то там на нём вырезать на долгую память, если собираются кончать? Психопатка, что с неё взять… Ну или рассчитывала, что он всё же сломается. А он и сломался, но не так, как надо ей, не настолько. Жаль только, что, скорее всего, эту суку не найдут. Слишком умная, предусмотрительная.

От одного из неслышно присутствующих амбалов-охранников тут же прилетело кулаком в печень. Сильно, умело, на пару мгновений выбивая воздух из лёгких.

— Ай-яй-яй, неправильный ответ, малыш. Жаль, что ты такой неподдающийся — хорошая бы вышла игрушка. Мальчики, в раму его!

Начался новый круг ада.

Да, избивали его и раньше, как и охаживали разными видами плёток-кнутов и какой-то болючей жёсткой херью, но в этот раз долбаная психопатка совсем разошлась — удары ощущались особенно болезненно, и очень быстро спина и задница заполыхали пожаром, а потом по коже поползли первые щекочущие струйки. Кровь — впервые, кстати. И через какое-то время (невозможно понять, через какое) он уже обессиленно обвис в оковах. В голове мутилось от шока, сердце частило. Кажется, отмеренный ему срок жизни таки вот-вот закончится.