Села на давно принесённый сюда плед и бессильно прислонилась спиной к стене. Прикрыла опухшие от пролитых слёз веки. Мысли текли вяло от одной темы к другой. Жива ли нянюшка? Как меня встретит Морана? Какая Абигейл, такая же злая, как мачеха? Помнят ли меня люди, живущие в замке? Будут ли смотреть с тем же презрением, что и много лет назад? Измученная переживаниями, сама не заметила, как уснула.

Разбудил меня гомон, шедший со двора. Интересно, что случилось? С трудом пошевелила одеревеневшими конечностями. Почему я тут, а не у себя в комнате? Этот вопрос заставил меня замереть на месте. Воспоминания вчерашнего вечера обрушились все разом, приводя в чувство: отец и Кевин погибли, и теперь я наследница Леваньер!

А значит, внизу суматоха из-за меня – воины ищут пропавшую юную графиню!

Кряхтя, как старушка, с трудом встала – затёкшее тело не желало слушаться. Медленно подошла к телескопу и прижала раскрытую ладонь к мерцающему тёплому металлу, постепенно волна облегчения охватило всю меня, унося с собой боль и согревая моё замёрзшее за ночь тело. Через пять минут я была готова к спуску и встрече с людьми отца.

Во дворе аббатства царила тревожная суета. Воины метались между строениями, громко перекликаясь друг с другом. Капитан Торбен, заметив моё появление, устремился навстречу, маска отстранённости треснула, и я увидела на его лице искреннее облегчение.

– Леди Гвендолин! Хвала небесам, вы нашлись! – он, опомнившись, вежливо поклонился. – Мы обыскали почти весь монастырь, боялись худшего.

– Простите за причинённое беспокойство, капитан Торбен. Мне нужно было побыть в одиночестве, – ответила я, стараясь держаться с достоинством.

Вскоре к нам подошли монахини, желавшие со мной проститься, в том числе и сестра Бертрада.

– Тебя ждёт большое путешествие, леди Гвен, – улыбнулась она, но её глаза были полны тихой грусти. – Берегите себя, не давайте себя обижать. И… рисуйте, Гвендолин, – добавила она тихо, взяв мои руки в свои. – Ваш дар к краскам особенный. То, как вы изображаете мир… В этом что-то есть. Некая магия.

Я стиснула её пальцы, не в силах вымолвить слова благодарности.

Матушка Агата подошла самой последней.

– Стены нашей обители всегда будут открыты для вас, – произнесла она несколько пафосно. – Тут вы найдёте пристанище даже в самую сильную бурю.

Она протянула мне маленький свёрток, завёрнутый в ткань:

– Небольшой дар от нас всех. Ваши вещи и еда в дорогу уже в карете.

Простая, без украшений карета, запряжённая двойкой крепких лошадей, ждала неподалёку. Я, с помощью капитана, забралась внутрь. Когда дверца захлопнулась, и я осталась одна в полутёмном пространстве экипажа, слёзы снова покатились по щекам. Извозчик щёлкнул кнутом, и экипаж, скрипнув колёсами, тронулся с места.

Я не оглянулась и не посмотрела в окно. Так почему-то было проще.

Впереди меня ждала долгая дорога и жизнь, полная неизвестности.

Наш отряд покинул аббатство ещё до того, как рассвет окончательно развеял ночную тьму. Капитан Торбен ехал впереди, за ним следовало двадцать всадников в цветах дома Леваньер. Моя карета, простая и неприметная, двигалась в центре процессии, окружённая защитниками. Замыкала кортеж повозка с припасами.

Я, отодвинув дощечку, которой было закрыто маленькое окно, смотрела, как постепенно отдаляются серые стены аббатства, бывшего моим домом пять долгих лет. С каждым оборотом колеса я становилась всё дальше от прошлой жизни. Грусть закралась в сердце. Но светлая, с отчётливым шлейфом радости – я не стану послушницей, а после монахиней, я не проживу жизнь, полную ограничений. Моя душа хотела совсем другого, я пока точно не могла сказать, чего именно, но свобода в том списке занимала первое место.