Мартин запустил руку мне в волосы, наклонил мою голову вбок и прошептал, целуя шею:

– Эйко…

– Мартин… – ответила ему я.

Я открыла глаза, закусила свою нижнюю губу и посмотрела в его глаза:

– День за днем. Два года. И все из-за того, одного—единственного объятия.

Я продолжала смотреть в его серые глаза, частично спрятанные за челкой.

Его дыхание выравнивалось, зрачки становились шире, а руки держали меня уже свободней. Он усмехнулся:

– Я подпортил тебе последние два года? – и чмокнул в губы, не закрывая глаз. – Или сделал их незабываемыми? – и чмокнул еще раз. – Накидай мне еще вариантов, мои закончились.

– Говори мне. Говори мне все, как есть и все, что вздумаешь.

– Ты нужна мне, мелкая. Еще раз. Ты, – он целует меня и шепчет, – нужна мне.

«Не ему», мысленно закончила я фразу вчерашнего дня за него.

– Я заставила тебя выкинуть те прекрасные тюльпаны, – я кивнула в сторону букета, валявшегося на оранжево—желтой листве.

– О, это непростительно, юная леди, – он улыбнулся, переводя взгляд с букета на меня, – но ты ведь не будешь заставлять меня поднимать его теперь?

– Не, – я выскользнула из—под его руки и подбежала к букету, – потому что я сама его подберу. И спасибо тебе.

Veiled


Я переминаюсь с ноги на ногу с этими тюльпанами в руке.

– Ты хочешь поговорить об этом всем или пустим все на самотек? – спросил он меня, запустив пальцы в свои волосы, поправляя их.

Я посмотрела на него. Я не хочу остаться без тебя, Мартин. Что, если все это временно? Что, если ты уйдешь? Что, если ты не простишь? Что, если эта любовь просто сгниет на наших глазах так же, как моя несчастная, шестилетняя?

– Эй, – подошел он ко мне, – ты здесь еще?

– Здесь, – улыбнувшись, ответила я и взяла его за руку. – Храм Эхо?

– Не переводи тему, – и он заправил прядь моих волос за ухо.

Влюбленными глазами я заглянула в его глаза и лукаво произнесла:

– Не порть мне момент, мерзавец, – и ловко прильнула к его губам.

Он расплылся в широкой улыбке. Я просто тащусь от того, как Мартин улыбается.

– Знаешь, о чем я подумала?

Он удивленно посмотрел на меня и шутливо произнес:

– Ах, ты еще и думать тут успеваешь! – он начинает щекотать меня и смеяться. – Скажи, что ты думала о том, как мы проведем весь остаток дня, валяясь на моих простынях, поедая…

У меня зазвонил телефон.

– … кукурузу.

Я отвлеклась на звонок. Мелодия Алекса. Он сказал кукурузу?

– Кукурузу?

– Попкорн. Я хотел сказать попкорн. Это же та мелодия? – почесал он затылок пальцами. – Та, что вчера играла, когда мы на озеро собрались идти.

Я достала телефон из рюкзака, выключила звук и бросила его обратно, пока Мартин следил за каждым моим движением.

– Давай, возьми трубку.

– У меня нет желания с ним сейчас разговаривать.

– Но тебе придется сказать ему, что это конец. Так ведь, Эй? Скажи сейчас, если ты этого еще не сделала. Ты же вчера вернулась ко мне. Ты никогда не возвращалась, а вчера вернулась, значит все ясно как день. Вчера ты сомневалась, но сегодня ты… ты… слово бы подобрать… иная, что ли.

Я посмотрела в небо сквозь листву.

– Я поеду с ним на остров и скажу все там.

– И как ты после этих слов собираешься оттуда возвращаться домой? Ты об этом подумала? Зачем ехать за фигову тучу километров, чтобы сказать о расставании, когда можно сделать это здесь и сейчас, и никуда не ехать? – Мартин сделал паузу, выжидая ответа. – Эй, ты серьезно рассматриваешь вариант с возвращением к нему? – он напрягся и засунул руки в передние карманы джинсов.

– Нет, но я люблю Стефи, и мне бы не хотелось просто взять и исчезнуть из ее жизни. Вчера, по пути домой, я решила, что в эти выходные съезжу туда, чтобы распрощаться с прошлой собой и своей прошлой жизнью, – я потупила взор. – Я больше не хочу быть частью Алекса Тотта. Я больше не мечтаю стать миссис Тотт, если тебя это успокоит.