— Ямис! Сыночек! Хвала богам! — тихо воскликнула мать.

— Я их задержу, бегите!

Они слышали звуки борьбы где-то в доме, потом короткий крик и тишина. Ясна похолодела, потому что узнала этот голос. Он принадлежал ее отцу. Она зажала ладонью рот, чтобы не закричать. Мать потянула ее к окну, но не успели они сделать и двух шагов, как в проходе показался другой мужчина. С лезвия его длинного меча что-то капало. Брат Ясны зарычал и кинулся на врага. Но слишком сильна была разница в их вооружении. Ямис был в одних домашних штанах, даже без рубахи, только лишь с ножом в руках, а его противник — в доспехах и с мечом.

Драться в коридоре они не смогли бы, слишком мало места для маневров. Оба ворвались в комнату, начав кружить по ней.

— Бегите же! — прокричал Ямис.

Это стоило ему концентрации. Один быстрый выпад со стороны согура, и на бледной груди Ямиса стал распускаться кровавый цветок. Противник вытащил меч, и брат упал. О том, чтобы бежать, Ясна, как и ее мать, больше не помышляли, они с криками бросились к молодому человеку, который был всего на несколько лет старше сестры.

— Мама, — прошептал парень, мать схватила его за руку, по щеке ее катились крупные слезы, она рыдала в голос:

— Сыночек! Сыночек мой!

Ясна почувствовала, как ее горла коснулось холодное лезвие. Она не произнесла ни звука, готовясь к скорой смерти. Но вместо этого захватчик сказал:

— Отпусти его и иди за мной, если попытаешься сбежать, я перережу ей глотку, — в доказательство своих слов мужчина сильнее прижал меч к ее коже. Ясна боялась даже сглотнуть слюну, чтобы он ее не порезал. Она смотрела на умирающего брата, на убивающуюся над ним мать, и беззвучные слезы катились по ее щекам. Глаза Ямиса закрылись.

Женщина кинулась на его грудь, прижимая его к себе, при этом безвозвратно портя белоснежную ночную рубаху. Но теперь уже все равно. Разве имеет значения какая-то одежда, когда умирает сын?

— Встать! — рявкнул согур.

От этого звука женщина посмотрела на него осмысленным взглядом, и сквозь великое горе проглядывал испуг. Она поняла, что может лишиться еще и дочери. Медленно выпустила Ямиса из объятий и поднялась.

Ясна подхватилась, часто и неглубоко дыша. Это был сон. Кошмар. Всего лишь кошмар. Она дома, у себя к кровати. Рассветные лучи проникали сквозь узкое окно. Но у Ясны никогда не было такого. Она медленно повернула голову, оглядывая помещение. Три узкие кровати со спящими на них людьми, не считая той, на которой лежала она: две у одной стены, две — у другой, в ногах каждой — сундук. Посреди комнаты — большой ковер. Вот и вся обстановка.

Внезапное понимание, что все это явь, врезалось в сердце так, что оно сбилось с ритма. Ясна стала ловить ртом воздух. А в горле зарождался крик. Вот что случилось на самом деле. Вот что скрыла от нее память, когда тот негодяй, убивший ее брата, грубо толкнул ее в телегу, и она сильно ударилась затылком. А когда очнулась, была уже далеко, а рядом — ни единого знакомого лица.

Горе захватило ее с головой, она даже не сразу почувствовала, как очутилась на пышной груди Зельи. Женщина прижимала ее к себе и гладила по голове, пока Ясна ревела в голос.

— Тише, девочка, тише, хозяин услышит, плохо будет, — приговаривала она, пока новая рабыня не прекратила кричать. Ясна еще продолжала всхлипывать, но уже негромко, и Зелья отпустила ее.

Девица отползла от доброй женщины к изголовью постели и прижала колени к груди, опустив лицо. Она все вспомнила. И реальность оказалась настолько душераздирающей, что Ясна себя потеряла.