Девушка замерла. По рукам побежала дрожь. Потянуло броситься за ним, спросить, кто он такой – но юноша внезапно привстал на педалях и поднажал, оставив за спиной длинную шеренгу тентов, импровизированных цирковых арен и натянутый поперек улицы транспарант, которым начинался LE BOULEVARD DU CRIME.

Она знала его.

Они никогда не встречались.

Джинни кинулась следом, крича: «Стой! Подожди!»

Велосипедист не остановился. Он исчез в фонарном свете и тенях ночной улицы, под южным, исколотым звездами небом.

Глава 20

КВАРТАЛ КОРОЛЕВЫ АННЫ


Берк, сосед Джека, еще не вернулся. А жаль: после нежданной встречи с Сепулькарием компания бы не помешала – и по возможности не крысиная. С улицы, через открытое окно, доносились крики чаек, обсуждавших надвигающийся шторм.

Погода портилась.

В желудке свинцовым комом лежал жареный цыпленок, наскоро проглоченный под стакан красного вина. Джек машинально поднес ладонь ко рту, пряча отрыжку, которая все же отказалась выходить на свет, затем полез в карман за газетным объявлением. Развернув и разгладив клочок бумаги, он вновь и вновь перечитывал незамысловатый текст, теряясь в догадках, что теперь делать. Кому верить.

Куда бы он ни шел, везде накатывало неприятное чувство, будто за ним шпионят. Кому-то – всем поголовно – казалось, что он особенный. Джеку не хотелось быть особенным. Ему хотелось продолжать ту жизнь, которую он вел уже много лет, и в первую очередь после смерти отца.

После похорон. После того, как среди родительских вещей нашелся ящичек, в котором время от времени появлялся опаленный, странной формы камень с красным глазком – а иногда ящичек был пустым.

Больница «Харборвью». Врачи. Иглы. Моя жизнь в чужих руках.

Возле стены в его комнате свернутым валиком лежал тюфяк. Впереди ждала беспокойная ночь. В последнее время почти все его ночи были беспокойными. Он развернул тонкий блин и улегся.

– Не вполне город, – пробормотал он в темноту. – Скорее, убежище. Крепость. Последнее величайшее место на земле.

В клетке перекатился на бок крысенок. Глазки закрыты, передняя лапка подергивается.

– И я бы не стал называть это сном.

Нахмурив брови, он принялся мысленно изучать телефонный номер. Это лучше, чем визит к врачу – если только в объявлении имелся смысл, а на это, разумеется, рассчитывать нечего. Нет, тут все неверно. В корне. Не сон и не город – и что там такое насчет конца времен?

Мысль о том, чтобы набрать этот номер, причиняла головную боль.

Одна вещь ясна. Время свободы, время увиливания от важных решений подходило к концу. В качестве подспорья при поисках лучшего варианта судьбы он мог бы, скажем, сосредоточиться на западном углу комнаты, где потолок сходится со стенами. Прямые линии, внезапно переламывающиеся, натянутые… можно вообразить витой канат, уходящий в бесконечность или, по крайней мере, на громадное расстояние, подрагивающий, словно живой, поющий ему свою песнь – да он потратил бы дни, недели, пытаясь развязать узлы, возникшие за то время, пока его носил ветер злоключений…

А еще можно прибегнуть к последнему средству, принять решение прямо сейчас.

В отчаянии он закрыл лицо ладонями, плотно надавливая на зажмуренные глаза. Ну точно, последние шарики закатываются за последние ролики. И вываливаются из головы, катятся, катятся прямиком к решетке уличного стока – теряем контроль, теряем контроль…

Нога дернулась и ударила по старому матросскому рундучку, где он хранил реквизит старых номеров: свою историю – и то, что некогда принадлежало матушке и отцу.

Камень.

Он еще раз пнул рундучок ногой, разряжая скверную энергию.