– Да откуда ты знаешь? Писала?

– Это ясно как день.

– Не знаю. Вдруг я все испорчу? – опять вздохнула Галка.

– Ну, не пиши.

– А вдруг нужно писать?

– Слушайте, у меня материал в номер, я из-за вас не могу сосредоточиться! – не выдержала я и хлопнула линейкой по столу. – Помолчите с полчаса хотя бы! Одно и то же третий день, с ума можно сойти.

– А человек важнее материала, – процитировала Галка мою же фразу, заимствованную из кодекса чести режиссеров документального кино, и подъехала ко мне вместе с креслом: – А ты, что бы ты сделала, Лиза?

Я собрала свои листки и как можно спокойней сказала:

– Галь, если честно, никто не знает, как и что делать – одни и те же действия могут привести к противоположному результату. Делай что чувствуешь. Или – что легче тебе. Мне всегда легче действовать.

– А мне – сидеть в засаде.

– Сиди в засаде.

– Устала, больше не могу. Нужна определенность.

– Ну, вот, внизу редакционный двор. Смотри, какая из машин проедет первой. Светлая – значит писать, темная – значит, не нужно.

– Едет красная! – закричала Жанетта.

– Ярко-красная?

– Алая «хонда».

– Если алая, значит, писать. Только вот еще что, у Арбатовой прочитала: мужчина, которого мы завоевываем и, чтобы влюбить в себя, предпринимаем усилия, на самом деле нам не нужен. Имеется в виду – не предназначен.

– То есть как?

– Очень просто: то, что твое, приходит само и без всяких усилий.

– Ну, не знаю, – засомневалась Жанетта. – Все, что ко мне приходило без усилий, – такие персонажи, что без слез не взглянешь.

– Ты про фотографа из «Шпиля», того, чуть повыше собаки? – нервно расхохоталась Галина.

– О, этот тип не предел мужского безобразия… Хотя, конечно, с ростом – это сложно. Ну, не рассматриваю я мужчин ниже ста восьмидесяти.

– А если сто семьдесят восемь? – спросила я, пересев за чайный столик.

– Если сто семьдесят восемь, то бешеная энергетика и самость. Без усилий… А как насчет лежачего камня, под который вода не бежит, как насчет милостей от природы?

– Камни и милости – все, что касается быта и деловой сферы, – оживилась Галина. – Только есть куча нюансов. Как утверждает соцопрос, львиная доля романов завязывается на отдыхе, в походах, в стройотрядах; еще – в предвыборных кампаниях, то есть когда люди получают возможность длительного общения, и их не отвлекает привычная среда. А в привычной среде тьма тьмущая потенциальных любвей вянет на корню из-за того, что люди не имеют возможности рассмотреть, вникнуть друг в друга. Потому что с первого взгляда – ничего не понятно.

– Со второго и с третьего – тоже.

– Да, в этом что-то есть, – задумчиво сказала Жанна. – Сколько счастливых пар на вопрос о том, как они познакомились, отвечают: мы три года работали вместе и только здоровались, но однажды… Присмотреться к коллегам – вы как?

– Слушайте, я брала интервью у мужа Гундаревой, Михаила Филиппова, давным-давно, вы, конечно, не помните. Так вот, он сказал, что все просто: нужно только дождаться своего человека.

– Своего человека? А как я узнаю, что мой?

– Он сказал: вы почувствуете.

– Галь, ты что почувствовала со своим Аркашей?

– То и почувствовала, что пропала. А ты?

– Бог его знает, не помню. Так, знаешь, можно ждать всю жизнь!

– А моя психологиня сказала, – села на своего конька Галина, – всегда существует несколько вариантов идеальных партнеров, как минимум три. А мы вцепимся в одного и больше никого не видим.

С Галкиным письмом я потеряла и те полмысли, четверть мысли, с которой собиралась начать статью. Нет, на работе писать невозможно. Как писать? Привязать себя к стулу! Единственный известный мне рецепт, работающий безотказно, в этот день буксовал, и я, кое-как нацарапав свои двести строк о перепрофилировании очередного дворца культуры, поехала к Водонееву в филармонию: набирать материал. Надо все-таки уведомить общественность о его эпохальном вечере.