– Почему я? – растерялась Жанетта.

– Вы мне нравитесь, вы мне подходите. Рядом с двадцатилетней я буду смешон, женщины «из простых» меня не привлекают, и даже то, что вы – журналистка, мне будет на руку.

– Что ты ответила? – после паузы прошептала Галина.

– Сначала возмутилась-отказалась. Но он просил не торопиться и дал на размышления неделю. Неделя истекает послезавтра, и, видимо, я соглашусь.

Мы молчали столь выразительно, что Жанна хлопнула футляром колье и закурила сигарету:

– По крайней мере, это честно.

Я достала колье и полюбовалась отливом:

– Жан, это не Островский. Ты знаешь, это Достоевский, и мне это не нравится.

– Отчего же, позвольте узнать? Нехорошо, да? Непорядочно! Ужасно! Я – вещь!

– Обмен неравноценен.

– А сколько он должен платить – пятнадцать, двадцать тысяч долларов?

– Хоть сто. Обмен неравноценен, потому что, в конце концов, расплачиваться будешь ты – своими нервами, свободой, временем.

Жанкины глаза наполнились слезами, и она тихо сказала:

– Любой союз – попрание свободы, нервы, время. Или не так? Вот только за это не платят. Ты со своим Бакуниным носилась столько же – два года. Галина со своим Аркашей – полтора. По крайней мере, будет сатисфакция.

– Ну, если он тебе нравится… – пожала плечами Галина.

– Да пошутила я – вы и поверили! – громко захохотала Жанетта. Осторожно промокнула глаза, чтобы не потекла тушь, и заключила: – И все-таки это честнее, чем ваша любовь.

«Я та, которая ловит стрелу», – ожила во мне Жанкина мантра, и, круто изменив субботние планы, я решила вдруг съездить на рынок.

Планов, по правде говоря, не было никаких, если не считать таковыми продолжительное пребывание на лоджии в шезлонге с Франсуазой Саган/Эрихом Ремарком и бутылкой воды/мороженым. Грандиозным плюсом моей (почти моей – на самом деле ведомственной, редакционной) квартиры, которую я надеялась получить в собственность как перспективный сотрудник, был вид на лес и пруд, так что просторная лоджия плюс качественная любовная проза вполне годились для программы выходного дня, пусть удручающе банальной.

Я ни минуты не верила в Жанкины мантры, но сама фраза, содержащая внутреннюю гармонию и посыл, мне понравилась… Ну да, сначала эта Царевна-лягушка ловит стрелу, затем сбрасывает шкурку – и дело вроде бы в шляпе. Но логичней было бы наоборот: сбросить шкурку (стереотипы, обиды и комплексы), а уж потом следовать к светлому будущему в виде счастливого брака, ибо просто брак – «чтобы был» – нам не нужен.

– Я та, которая сбрасывает шкурку, – сказала я шезлонгу и отправилась закупать натуральные продукты, чтобы приготовить красивый ужин, чего не делала в принципе никогда. Плиту я вообще ненавидела как пожирателя времени-сил, быт меня удручал, и, если бы не эстетические запросы и поиск вечной гармонии в том, что меня окружает, я могла бы довольствоваться голыми стенами и лампочкой Ильича. Но на этот раз я задумала именно красивый ужин – ужин с дипломатом. Мантрам должен сопутствовать обряд.

С рынком, правда, была другая история. Время от времени я заглядывала в этот мир вкусов и запахов, поначалу представлявшийся мне чуть не единственным живым в Городе местом. В первое время у меня не было ни друзей, ни знакомых, но на рынке все это стиралось, не имело значения, и для людей, стоящих за прилавком, каждый покупатель был и знакомый, и друг. Воображая себе восточный базар, я могла ходить здесь часами, пробуя бесконечные сорта брынзы, маринованного чеснока и свежего инжира, который вообще-то, как и клубника, хранится только несколько часов. С появлением в моей жизни газеты этот рынок с инжиром исчез, но сейчас, пробираясь по его пышным, щедро декорированным рядам, я испытывала странное чувство, словно встретила знакомого из прежней, не такой уж и скверной жизни.