– Погоди-ка, – сказал Харт. – Если он увидел меня через одну из своих картин, мог он тут же узнать, кто я такой и кто были мои родители, а?

Эш вздохнул, задумчиво глядя в спину автомата:

– Время знает многое из того, что, по нашим соображениям, знать не может. Это одно из его самых неприятных преимуществ. Я уже начинаю сомневаться, правильно ли я поступил, приведя тебя сюда. Насколько я слышал, пророчество о каком-то отношении вашей семьи к уничтожению города довольно специфично. Вдруг он решил, что ты слишком опасен, чтобы разрешить тебе свободно разгуливать по Шэдоуз-Фоллу. А у Времени есть очень неприятные способы ведения дел с опасными личностями.

Харт остро глянул на Эша:

– Что умолк? Выкладывай, какие такие у него методы для тех, кого он считает опасным? Сажает в клетку? Командирует в юрский период играть в прятки с динозаврами? А?

– Посмотри налево, – ответил Эш.

Харт посмотрел и замер. Эш тоже остановился, а в нескольких шагах впереди плавно притормозил автомат: он не стал разворачиваться и смотреть, что делают люди, – просто терпеливо ждал, когда они продолжат движение. Впечатление складывалось такое, что он готов прождать их целую вечность, если потребуется. Харт, однако, не замечал ни Эша, ни автомата. Его взгляд был прикован к портрету напротив. Сперва ему показалось, что на картине очередное незнакомое лицо, но в то мгновение, когда Харт встретился со сверлящим взглядом исступленных глаз, которым они смотрели на мир, он понял, что здесь стряслось нечто ужасное. Рот был искривлен непреходящей досадой, руки мужчины были в ярости стиснуты в кулаки так, что побелели костяшки пальцев, но сам он при этом оставался неподвижен. Неправдоподобно неподвижен, словно застигнутый между двумя мгновениями: шагнув из одного, не успел войти в следующее.

– Его «удалил» Время, – пояснил Эш, осторожно понизив голос. – Замуровал в мгновении, как муху в янтаре. Он торчит здесь в галерее, а время идет дальше без него. Все, кого он когда-либо знал, умерли. Его друзья, родные, знакомые – канули в лету так давно, что уже и праха не осталось. А он так и стоит здесь, в галерее: наглядный урок каждому, кто осмелится думать, что может противиться Времени.

– И как долго Время собирается его так держать? – помолчав, спросил Харт.

– Не знаю. Старик пока еще никого не отпустил. Пошли, Джеймс. Давай не будем испытывать его терпение.

Харт с трудом вызволил взгляд из капкана неистовых глаз застывшей на портрете фигуры и отрывисто кивнул Эшу. Возобновил движение автомат, даже не озаботившись оглянуться, следуют за ним гости или нет. Харт быстро зашагал за куклой, хмуро глядя в ее бесчувственную спину. Он не смотрел на Эша, безмолвно шедшего рядом и погруженного в свои мысли. Харт хмурился. Он доверился Эшу. Эш ему понравился, и он ему доверился. Он хотел поверить, что наконец-то в этом ненормальном городе у него появился хотя бы один человек, друг, знавший его когда-то мальчишкой. Еще он хотел поверить, что у Дедушки-Времени найдутся ответы на его вопросы, что Время поведает ему, кто он есть на самом деле. В результате же получается, что Эш не друг, а предатель, и у Времени не найдется для него ничего лучше, чем заморозка на веки вечные в этой картинной галерее Ужасов. Мелькнула мысль о бегстве, но куда бежать-то? Он даже не знает, как вернуться в Шэдоуз-Фолл без помощи Эша. Он проделал колоссальный путь, он так верил и надеялся – и все напрасно! Неожиданно Харт улыбнулся, хотя в этой его улыбке веселого было мало. Он еще не сломлен, и если Время думает иначе – старика ожидает неприятный сюрприз. Харт не знает слово «сдаваться».