Пользоваться им никто не умел, кроме самого хозяина. Был научен, правда, еще и Картер. Подходить к телефону кому-то из прислуги было строжайше запрещено. Учить нас никто не собирался. Хотя меня так и притягивал сам старинный аппарат, состоящий из держателя слуховой трубки и небольшого рупора на том стоячке. Смотреть на это приспособление было и смешно и умилительно, будто видишь первого щенка родившегося у суки, ставшей для тебя почти родным членом семьи. Так было у меня с моей питомицей йоркой, до той самой поры пока она не издохла от старости, прожив со мной более пятнадцати лет.

Она как-то принесла мне приплод из четырех щенят от какого-то супер самца, как сказали мне на собачьей выставке, где моей питомице присудили даже диплом первой степени. Там меня уговорила одна их собачниц свести своего пса с моей и получить компенсацией за это щенка на выбор. Я как-то по глупости что ли, согласилась, но потом каялась от этого безобразия – получила много нервов, шуму и разорения, пока сука не родила, выкормила и я раздала их бесплатно своим товаркам в подарок. А вот первый щенок был для меня почти открытием. Сама принимала роды, правда по подсказке своей прислуги Александры. Той было не впервой такие дела. Она-то сама из села и там видела и даже принимала участие в окотах домашних животных. Тогда и помогла мне, или я ей, с рождением малюпусеньких щенят. Уж потом сделала вывод, что полностью откажусь от следующего помета, так как пожалела свою собачку и себя саму. Нервы нужны железные. Сначала выходить, потом отдавать их в чужие руки. Душа же болит, как будут относиться к ним, таким беспокойным, но почти родным. Правда, мне не пришлось жалеть, ведь я знала кому дарю, но все же ходить по выставкам и вообще заниматься разведением отказалась, своих дел было полно. А потом и собака состарилась вместе со мной.

Об этом мне вдруг вспомнилось глядя на телеаппарат из прошлых книг, которые сама переводила с английского. Я же, конечно, знала, как с ним обращаться, но виду не показывала. Ах, как много я могла им рассказать о будущем, когда без этого карманного девайся уже никто не сможет обходиться! Даже бабушки вроде меня и то с удовольствием обращались к этим приспособлением. Сегодня же вот эти милые, неказистые аппараты начинали свои первые шаги в судьбы людей. Для многих они станут переворотом и в личной жизни.

Дэна ждал кабриолет, куда были загружены чемоданы с поклажей и он сам садился под тяжелые вздохи матери и ее сухие глаза. Она уже не плакала, только смотрела пристально и с такой тоской, будто прощалась навсегда. Он же улыбался, отдавая последние замечания дворецкому. Сев в пролетку, махнул на прощанье рукой и бросил кучеру:

- Трогай!

И больше даже не оглянулся, а мы, стоявшие на пороге, все еще смотрели ему вслед. Потом все двинулись по своим местам – Лора с мадам в гостиную, а мы спустились по рабочей лестнице вниз в столовую, где Картер приказал подавать завтрак. Лора пришла позже. Она кивнула на вопросительный взгляд дворецкого, будто все в порядке с хозяйкой и села подле меня.

Ели мы почти в молчании. Все переживали за молодого хозяина. Все же он уходил на войну, и, кто знает, вернется ли. Ведь могли и его корабль потопить, не разбирая, кто и чем занимается в военной операции. Если под флагом Великобритании, то уж прими как должное все, что касается этой страны, даже сражение, которое может стать для тебя последним.

Прощаться с Дэном также приезжала и та красавица, что считали невестой. Они пробыли в кабинете несколько часов, и я носила им чай. Все, вроде бы, было прилично. Я видела, что они сидели порознь и беседовали. О чем, не знаю, но каждый раз останавливались, когда я входила, и продолжали, как только закрывала двери за собой. По тону и глазам я догадывалась, что речь была о чем-то личном и игривом. Картер приказал мне сидеть у входа в кабинет и ждать приглашения хозяина. Я и сидела. Как-то тот вышел, и, увидев меня, приказал заменить остывший чай, а сам прошел в гостиную к матери, которая сидела там со своей очередной приятельницей. Войдя в кабинет, я как-то опешила, увидев удивительную картинку – та рассматривала карту, склонясь над столом. Мне, почему-то, показалось это странным и неуместным, но потом я лишь мысленно пожала плечами: