Мужчина действительно медленно рвал бумагу. Обычно он экономил свое время, но сейчас погрузился в себя и почти не думал о своих действиях. Ему льстило, что девушки стремятся снизить конкуренцию и сразу же проредить ряды персонала, но вместе с этим доставалось еще и крайнее неудобство. У него не было сердца, хотя он это не замечал и, напротив, был очень доволен своим независимым положением. Холгард считал, что любой человек зависим, и был прав. Он вообще любил вешать ярлыки, но в этом рассуждении он все-таки был прав. Эти зависимости можно использовать, хотя заметить их не просто, по крайней мере для него.

Надавив, можно повлиять на человека, получить свое. Нона, в поте лица старалась оттереть странную, матовую каплю на паркете возле лестницы, и совсем не думала о том, давят ли на нее, манипулируют ли ею. Она все так не оставит, и, если понадобиться, выйдет на тропу войны за свое место в этом доме.

Месиво чувств поглотило взволнованную девушку, уже который час она не могла успокоиться. На этаже становилось все холоднее, будто сейчас не лето, а зима, и не снаружи, а здесь. Колени сильно покраснели, затекли, и, кое-где покрылись маленькими, едва заметными ссадинками. Света становилось все меньше, но не было понятно, кончается ли это день, или же у утомленной служанки просто в глазах темнеет. Как на зло, под рукой не было ни одного предмета, который показал бы время: ни телефона, ни часов, и ни одной живой души, которую можно было бы спросить.

Она глубоко вздохнула, потрясла головой, и села на пол, прислонившись спиной к стене. В локтях и коленях чувствовалась усталость, которую девушка не ощущала до этого ни разу в жизни, будто бы суставы превратились в шарниры и, вот-вот начнут лопаться. Стоило спросить у Ран, нужно ли ей продолжать работу, вот только… а если как только она захочет сойти с этажа, выйдет хозяин? Ее тут же уволят. И это держало ее на прохладном, чистом, деревянном полу.

Рик с любопытством смотрел на изображение, транслируемое с камер наблюдения. Смотрел и снова ухмылялся, разглядывая усталое лицо новой служанки, перекошенное эмоциями недовольства и печали. Девушка встряхивалась, разминала руки, и встряхивалась снова. У него не было привычки наблюдать за персоналом, но сейчас дело приняло очень необычный оборот, что и возбудило интерес мужчины. Взглянув на часы, он тихонько привстал, вышел из кабинета, смерил горничную холодным, совершенно безэмоциональным взглядом, и тихо произнес: «на сегодня достаточно, можешь идти». После чего прикрыл глаза и стал спускаться вниз по лестнице. Нона, облегченно выдохнув, проводила его взглядом, и попыталась встать на дрожащие, усталые ноги. Они совсем не слушались, девушку, словно она была пьяна, постоянно заносило из стороны в сторону, и служанка, несмотря на то, что опиралась на перила, очень боялась упасть.

И снова никого в коридоре, в залах. Запах одиночества и темноты. Ей начинало казаться, что люди просто испаряются, когда она оказывается на этаже. Легкая тошнота, такой побочный эффект развился бы у любого, кто провел день, наклонив голову вниз. Сальровелл запрокинула ее вверх, ощущение, словно ей не хватало воздуха, нарастало, и девушка приняла решение выйти на улицу, где было прохладно и свежо.

Скрипнула входная дверь, глазам служанки открылся роскошный, хозяйский сад. В сумерках он казался немного жутким, отстраненным, но ее это не пугало, а напротив, привлекало. Приятный, цветочный аромат витал вокруг дома, прохладный ветер менял его концентрацию и насыщенность. Толстые, ночные бабочки перелетали с цветка на цветок, сверчки наполняли ночь своим пением, а где-то вдали слышался соловей.