Ханна снова затрясла головой, полагая, должно быть, от нервов последних нескольких дней у нее что-то сделалось с головой. Ведь никто в трезвом уме не обратится к незнакомому человеку с такой... мягко говоря, странной просьбой? Или все-таки...
– Кем вам приходится этот ребенок? – осведомилась она осторожно.
– Если вы имеете в виду кровные узы, то мы с мальчиком совершенно чужие, однако подобное обстоятельство не мешает мне любить его как родного. И желать ему самого лучшего!
– Выкрасть его из семьи – это, по-вашему, лучшее?
– Не судите, не зная всех обстоятельств, – ответила женщина.
– Так поведайте мне о них.
– Не сейчас. – Ответ прозвучал после некоторой заминки, в продолжение которой женщина будто гадала, открыться Ханне или же нет. – Возможно, потом... когда вы поможете мне...
– Но что я, по-вашему, должна сделать?
Лжеповитуха вздохнула.
– Мне ли учить вас, как, обернувшись диким животным, можно до смерти испугать человека? – спросила она. – Вам всего-то и надо, что выскочить из-за кустов и обратить в бегство молоденькую служанку. Когда она убежит, заберите ребенка!
– А дальше?
– А дальше мы с вами условимся, как и что делать, но только в том случае, если вы согласитесь помочь. Пока что, я вижу, вы сомневаетесь...
Ханна, действительно, сомневалась. И «сомневалась» – достаточно слабое слово для той бури чувств, что одолевала ее. Выкрасть ребенка... Шутка ли? Знать бы еще, для чего...
– Согласитесь, вы предлагаете не гуся украсть. Расскажите хоть, для чего вам ребенок! – попросила она.
Повитуха вздохнула.
– Ребенок несчастен в том доме.
– И вы полагаете, в Рейвен-холле ему будет лучше? Мне не понятны ваши резоны.
– Вам и не нужно их понимать... по крайне мере, пока, – довольно резко откликнулась женщина. – И, если вы все-таки согласитесь помочь – за что я буду вам искренне благодарна – вы знаете, где меня отыскать – в доме Нэшей. Пишите на имя миссис Октавии Кэмерон. – И попрощалась: – Доброго дня, мисс!
Для одного дня событий оказалось чересчур много, и Ханна боялась, что этим он не закончится. Казалось, ее закрутило каким-то безудержным вихрем, сметающим все на пути...
Эта Кэмерон, если это, действительно, ее имя, подыграла ей в выдумке с мнимой беременностью, и одному Богу известно, во благо ей эта ложь или нет. Возможно, лучше бы было убраться из этого дома, вернуться в Лондон... или осесть временно в другом месте, где нет ни Кетсби, ни прочих, подобных ему.
Но Рейвен-холл...
Ей здесь не место.
И граф Солсбери определенно с ней солидарен в этом вопросе.
В дверь постучали.
– Войдите, – сказала она и увидела ворох подвядшего бересклета, вплывавшего в комнату.
Он действительно это сделал: принес бересклет. Значит, поверил словам повитухи! Ханна вдруг ощутила себя словно в ловушке, зверем, загнанным в угол.
Захотелось сбежать!
Хоть в окно, но подальше отсюда...
Особенно после их перепалки, и ее гневных слов насчет его мнимых страданий. Не стоило говорить про сестер и о долгах заикаться не стоило... Он все равно не поймет, только сильнее осудит.
– Как же мне это все надоело. – Она бросилась к двери, но открыть ее не успела: Солсбери заступил ей дорогу.
– Не будьте ребенком, – сказал твердо, но миролюбиво, – мы оба знаем, что я вас не отпущу. Не теперь, когда в вашем чреве этот ребенок! Вы останетесь в Рейвен-холле, пока не родите его.
– А потом? – Ханна сверкнула глазами.
– А потом... вы вольны убираться куда захотите.
– Убираться? Одна?
– О ребенке я позабочусь.
– Что вы с ним сделаете?
– Вам есть до этого дело?
– Представьте, есть.