– Настя, до чего же твой парень дикий. Матвей, объясняю в последний раз: мы не изображаем любовь, а танцуя, проживаем маленькую жизнь. В эти минуты становимся другими людьми. Например в танго – мы любовники, в вальсе – нежные влюблённые, в мунейро2 – два противника или смертельные враги. Именно умение перевоплощаться так нравится зрителям. У Насти талант к перевоплощению.

Я тоже терпеливо, будто ребёнку, объясняла Матвею, что на сцене – лишь иллюзия страсти и любви, лишь игра. Настоящие чувства только в жизни. Матвей хмурился, обнимал меня.

– Да понимаю я, но ваши иллюзии разрывают мне сердце. Скорее бы ты окончила институт и вернулась в Вереево. Будешь учить танцам детей, и перевоплощаться в одиночку.

***

Родители Матвея прилетали после полудня. За день до их приезда, я усердно выдраила квартиру, заглядывая в каждый уголок. Матвей, как всегда, появился рано утром, пахнущий свежим снегом и ветром, наклонился и поцеловал меня в щёку.

– Замёрз. Дорогу засыпало, еле добрался.

Он сбросил одежду, лёг под одеяло. Я улыбнулась, когда его тёплая грудь коснулась моей спины.

– Не так уж и замёрз.

Он фыркнул и положил холодные кисти рук мне на плечи. Я взвизгнула от неожиданности.

– Стоило дольше подержать руки в тёплой воде, – произнёс Матвей, убирая ладони.

Я повернулась к нему лицом, взяла его пальцы в свои и стала дышать на них.

– Сама согрею.

Матвей чмокнул меня в макушку.

– Я сдвинул время экскурсий к водопадам – на этот раз останусь на целых четыре дня. Побуду с родителями и с тобой, помогу тебе адаптироваться к ним.

Я обрадовалась.

– Спасибо.

Матвей притянул меня к себе вплотную и прошептал:

– Как ты меня отблагодаришь? – Его пальцы прошлись по моему позвоночнику, будто по кнопкам флейты, я невольно выгнулась. – Ты мой самый любимый инструмент…

Я прикусила губу, сдерживая стон. А вот не буду поддаваться и всё! Но меня хватило ровно на пару минут, уж больно опытным музыкантом был Матвей. Спустя время, я оставила его досыпать, а сама отправилась приводить себя в порядок: мне хотелось как можно лучше выглядеть при встрече с его родителями.

Завтракали мы в двенадцатом часу дня. Потом я переоделась в выбранный наряд.

– Ого! Вместо привычных брюк, платье. Ты явно готовилась, – похвалил меня Матвей. Одобрил он и сапоги на высоком каблуке и новое приталенное пальто.

На улице крупными, пушистыми хлопьями валил снег, машины на дороге походили на сугробы и двигались медленно – в аэропорт мы добрались, когда лайнер уже приземлился. Родители Матвея прошли паспортный контроль, получили багаж и ожидали нас в зале прилёта. Отец Матвея и впрямь походил на Тургенева, каким тот выглядел в пятьдесят пять лет, его так и хотелось назвать не Федором Сергеевичем, а Иваном Сергеевичем. Он осторожно, словно боялся сломать, пожал мне пальцы огромной ручищей, улыбнулся в бороду и дружелюбно пробасил:

– Приятно познакомиться, Анастасия. Какая ты миниатюрная, однако.

– Только по сравнению с вами, – произнесла я, улыбаясь в ответ. Фёдор Сергеевич мне сразу понравился, я решила, что мы с ним поладим. А ещё я поняла, от кого Матвей получил удивительные зелёные глаза, именно такие, только окружённые морщинками, сейчас весело смотрели на меня.

– И мне приятно, – кивнула Вероника Олеговна, рассматривая меня в упор.

Меня смутил её пристальный взгляд.

– Здравствуйте.

Матвей пожал руку отцу, обнял мать. Вероника Олеговна вживую смотрелась ещё потрясающе, чем на фото. Я знала, что они с мужем ровесники, но она выглядела моложе его лет на пятнадцать – ей нельзя было дать больше сорока лет. Чёрные волосы обрамляли ухоженное, чуть загорелое лицо, алая помада удивительно подходила к серо-голубым глазам. Дурное предчувствие, посещающее меня перед встречей с будущей свекровью, заговорило во весь внутренний голос: «Ты ей не понравилась». Бывает так, что с первой секунды понимаешь, с этим человеком ты не одной крови. Если не происходит совпадения по каким-то внутренним, почти неуловимым признакам, тут уж ничего не поделаешь, симпатия не возникает.