– Так ты в теме? – удивился Макс.

– Мир тесен, – отозвался я. – И что там было дальше? С Ханной?

– Дальше мы махнули в Ригу, – как само собой разумеющееся, сообщил Находько. – Нашли одного ме-э-эдленного дальнего родственника Луккунен. Он вроде не такой тупой, каким пытался выглядеть. Я передал лисоньку в его ме-эдленные лапы и отчалил. Конец истории.

– Это хорошо, – с облегчением сказал я. – Славно, что она нашла кого-то из своих. Пусть и дальше все у нее идет, как задумано.

Шпала кивнул. Вот может же он, когда захочет, вести себя, как нормальные люди.

– АБ, слушай, – после недолгого молчания серьезно и вопросительно обратился ко мне Макс. – На понедельник-вторник планы есть уже?

– Кроме как отоспаться? – я ненадолго задумался. – Нет, никаких. Свободен, как ветер. А что, есть предложения?

Макс сделал отмашку заглянувшей к нам местной работнице, чтобы та шла пока подальше.

– Надо сгонять в уезд… – Шпала перекосился, как от кислятины. – Короче, дело к ночи. Есть родственница. Не моя, супруги. Племяшка. Жила себе, росла себе – была как все. В мае ей стукнуло четырнадцать, и понеслась душа по кочкам.

– Ты излагаешь очень образно, дружище, – вздохнул. – Но не очень информативно. Я пока не понимаю ни черта: ни что там с девочкой не так, ни зачем тебе я для «сгонять».

Макс сочно выматерился, как бы выпустив за раз одним «выхлопом» все, что не досказал этим вечером. А оно явно рвалось наружу, свербело.

– Она начала сбегать в лес, – снова вернулся к «цивильной» речи приятель. – Не так, как, скажем я… Просто уходить в лес. Ни с того, ни с сего. Без предупреждений, без поводов. Ее уже трижды искали, прочесывая лес. Когда находят, она обычно босая пляшет и поет. Не ту дребедень, что по радио гоняют, а такие… далекие от современности песни.

– Народные? – уточнил я у явно нервничающего Макса.

– Блатные-хороводные! – взорвался он. – Иптить-коптить, АБ! Про огнедеву она песни поет. С огненным змеем. И как невменяемая во время этих песнопений. Мигалки стеклянные, тело ватное, из рук спасающих вырывается. Одного покусала. Жена психует – родная кровь же. Она – племяшка – не как я, уже проверил. И фиг поймешь: в дурку сдавать ее или оставлять, как есть. Зверям лесным на прокорм, раз ее туда тянет.

Шпала впечатал кулак в скамью.

– Хорошо, это я понял, – успокаивающим тоном сказал я. – От меня что требуется?

– Светочем твоим ее засветить бы, – из Макса будто выпустили пар. – За мной будет долг. Независимо от того, что ты в ней углядишь.

– Не надо…

Договорить мне коллега не дал. Рявкнул так, что очередная работница, заглянувшая нас проверить (на массаж пригласить, все дела), затряслась мелкой дрожью. Испарилась.

– Сказал – долг, значит – долг, – нахмурился Находько. – Словом не разбрасываюсь. Мне важно прояснить, что с ней не так. Я же к ней уже сам обращался. Спрашивал: «Мелкая, вопрос по существу. Что ты за существо такое?» Эта дурында только фарами хлоп-хлоп.

Хорошо, что Макс под фразу с фарами поморгал – показал, так сказать, мимикой, что сказать хотел. А то не факт, что я бы сразу сравнение фар с глазами «догнал».

Повторно рыпаться, чтобы оспорить Максово: «За мной будет долг», – я не собирался. Может статься, мне его помощь пригодится. Как знать? Я намерен был рыть со всем тщанием в направлении «группы… или даже организации», как выразилась Палеолог. Мне бы хоть маленькую зацепочку, от чего клубок разматывать… В общем, помощь от оборотня по моему обращению – в хозяйстве явно пригодится.

– Лады, Большое Перо! – хлопнул в ладоши приятель. – Больше никаких серьезных тем. Сегодня все – за мой счет. Дамы!