- Послушай, Давид, поговори с девочкой, получилось некрасиво с твоей стороны по поводу Хади. Не гоже начинать отношения со лжи.

- Молчать и лгать - это разные вещи.

- Ты умеешь и молчать, и лгать.

- Во благо, бабушка. Ты же знаешь, что я не мог иначе поступить.

- Тем самым навредив только самому себе.

- Зато от меня отстали.

- Я всегда на твоей стороне, Давид. Иди и поговори с девушкой, - так, разговор какой-то мутный, требующий дополнительной информации, чтобы понять, о чем эти двое говорили. Торопливо ковыляю к кровати, успеваю сесть, прежде чем в комнату заходит Давид.

- Как самочувствие?

- Все нормально. Если есть эластичный бинт, можно замотать щиколотку и через пару дней вновь буду скакать горной козочкой. Как малышка? – это не дежурный вопрос, мне действительно тревожно за девочку после случившегося.

- Все хорошо. Она, по-моему, даже не испугалась. Сейчас находится с Ясмин.

- Это няня?

- Это моя тетя, она за ней присматривает, - ох, тяжело ему дается разговор о дочери, каждое слово прям выталкивает из себя. Подходит к кровати, садится, но не рядом, между нами еще два человека сядет.

- Хадя - моя дочь.

- Это мне сообщила твоя бабушка. Ты, я так понимаю, не планировал мне о ней рассказывать?

- Нет. Ты ж сама говорила, что детей тебе не надо, так что изменилось сейчас? – смотрит немного враждебно, пытаюсь не вспылить, а проявить выдержку.

- То есть, женившись на мне, ты бы её тут и оставил?

- А ты предлагаешь ее забрать в Сочи? Откуда вдруг возник этот материнский инстинкт, Алена?

- Я считаю, что дети должны жить с родителями. Да, я не собиралась рожать и возиться с младенцем, но тут вполне самостоятельный ребенок, большой, ночью спит, сказать пару слов сможет, что ему нужно.

- Хадя не говорит, - голос ровный, но у меня слишком музыкальный слух, я слышу горечь.

- Сколько ей лет?

- Четыре.

- Ну бывает, заговорит чуть позже, - без понятия, почему такой большой ребёнок не говорит, поэтому стараюсь многое понять по безмолвию Давида. Судя по всему, он не собирается меня посвящать в причины молчания своей дочери.

- Она глухая? - вспоминаю, как девочка не реагировала на крики людей, когда нас окружили, только стискивала ткань платья и смотрела на меня осознанным взглядом.

- По аудискринингу слух есть.

- Если слух есть, значит она слышит звуки, может разговаривать...

- Она не говорит, - раздражается Давид, встает с кровати и подходит к окну.

- Это с рождения?

- Нет, - хочется его треснуть. Тяжелым. Ну вот чтобы у него прям звон в голове был от удара. Бесячий, вредный. Почему нужно все вытаскивать из него клещами? Я терпеливо жду продолжения, но Давид словно воды в рот набрал.

- Как вы её понимаете?

- Она берет кого-то за руку и показывает, что ей нужно.

- Умная девочка. А мама где? Умерла? - я искренне сочувствую малышке. Такая крошка, а уже без родителей. Папа в работе, мама…

-Мама жива, - ммм, тогда почему девочка живёт у бабушки отца, а не с мамой? На этот вопрос я ответа не получаю, в комнату входит бабусик с ласковой улыбкой, неся поднос с чайником. Блин, если это опять тот травяной чай, меня стошнит прям на неё, но послушно растягиваю в смущённой улыбке губы.

-Вы так добры, Тамара… - бля, как её там.

-Называй меня просто бабушка Тамара, - ой, вот это поворот в сюжете. Я как-то морально не готова к такому развитию. Что мне сейчас следует изобразить? Растерянно смотрю на Давида, но там никакой реакции. Я, наверное, сейчас от счастья должна плясать и петь.

Бабулик ставит поднос на прикроватную тумбочку и наливает в чашку чай. Спаси и сохрани. Когда мне передают чашку, я с облегчением, ни от кого не скрывая, выдыхаю, втянув в себя запах чёрного чая с мятой. Трава есть, но приятная. Бабушка Тамара прячет свою улыбку за чашкой, озорно кинув на меня взгляд из-под ресниц. Ууу, старая сводница, решила внука все же пристроить. Вопрос только в том, нужен ли он с таким багажом и такой молчаливый, когда нужно разговаривать.