И последняя фраза, самая прекрасная из когда-либо произнесенных человеком в этом мире:

«…то, что не рождалось в сердце человеческом».

Ведь ваша душа превосходит даже ваше сердце. Конечно, ваше сердце глубоко внутри; но все же, по отноше-нию к душе, оно тоже снаружи, но не внутри. Снаружи руки, снаружи глаза, сердце тоже снаружи, на периферии. Даже сердце не наиболее глубинная сердцевина. Голод рождается в вашем теле, любовь рождается в вашем сердце – но не молитва.

Молитва еще глубже, она глубже, чем сердце. Голод – телесная потребность; любовь – потребность сердца; бог – потребность Запредельного, даже не сердца. Нужно превзойти ум, нужно превзойти и сердце тоже. Нужно пре-взойти все периферии, чтобы остался центр.

И что не рождалось в сердце человеческом? Бог не рождался в нем. В уме рождается наука, рождается филосо-фия; в сердце рождается искусство, поэзия – но не религия. Религия рождается в более глубоком слое, в глубо-чайшем, дальше которого нет цели, в самом вашем центре, который даже не сердце.

«Я дам вам то, что не рождалось в сердце человеческом», – то, что далеко за всеми пределами. Вы не можете видеть это, вы не можете слышать это, не можете ухватить, не можете даже чувствовать. Здесь Иисус идет даль-ше даже мистиков от сердца.

Есть три типа мистиков: во-первых, мистики от головы – они говорят понятиями теологии, философии, у них есть доказательства бытия Бога. Нет никакого доказательства, или же, все – есть доказательство. Но нет ну-жды в доказательстве, и все равно нельзя доказать Бога, потому что обо всех доказательствах можно спорить и можно доказать, что любое доказательство неверно. Далее, есть мистики от сердца: они говорят о любви, о люби-мом, о божестве, о Кришне; они говорят песнями, поэзией – это ро¬мантики. Их поиск глубже, чем у мистиков от головы, но все же недостаточно глубок.

Иисус говорит: «Я дам вам нечто, что не рождалось даже в сердце, нечто такое, чего не достигнет никакая тео-логия, чей проблеск не видит ни¬какая поэзия; ни логика, ни любовь – где останавливаются Обе. Я дам вам то, что не рождалось в сердце человеческом».

Это глубочайшая, самая глубокая возможность – и Иисус открывает ее. Но в христианстве она утрачена. Христианство стало плести теории вокруг нее, оно стало делом головы – даже не делом сердца, оно стало делом головы. Из христиан вышли глубокие теологи. Посмотрите на «Сумму теологии» Фомы Аквинского, – сотни то-мов теологии. Но они промахнулись, ведь Иисус – не в голове. И из-за этих умственных теологов мистики от сердца, которые были несколько глубже, были изгнаны из церкви. Экхарт и Франциск были изгнаны. Их считали дураками, или сумасшедшими, или еретиками – ведь они говорили о сердце, они говорили о любви.

Но Иисуса не поняли ни те, ни другие, потому что он не ориентировал ни на голову, ни на сердце – он не ори-ентировал вообще. Он говорит, чтобы вы выбросили все ориентации, выбросили все внешнее и вошли в самую сердцевину, где есть только вы, где пульсирует только ваше существо, где есть только Бытие. Вы можете придти к этому; а если вы пришли к этому, тогда раскрыта каждая тайна и открыты все двери. Но даже у са¬мой двери вы можете ошибиться. Если вы останетесь ориентированными на голову, вы останетесь стаять у двери, теорети-зируя, или же вы можете остаться у самой двери и заниматься поэзией – говорить стихами и петь песни.

Я слыхал, что однажды Мулла Насреддин пришел к психиатру и сказал: «Я очень озадачен, сделайте что-нибудь. Это стало невыносимым. Каждую ночь я вижу один и тот же сон, будто я стою у двери и толкаю ее, тол-каю и толкаю. На двери есть надпись, а я все толкаю ее, но безрезультатно. Каждую ночь я просыпаюсь в поту, а дверь никак не открывается».