В себя приходила долго. Медленно восстанавливала сбившееся дыхание, собирала вместе слегка ошалевшие мысли… Одна из них заставила улыбнуться, лениво и довольно. Впрочем я себе так и чувствовала: ленивой, довольной и в абсолютной нирване.

– О чем думаешь? – шепнул над ухом Рик.

Мы все еще лежали на его полке – голые и потные, – и несмотря на то, что места было не очень много, нам было хорошо и уютно. По крайней мере, как уже было сказано, мне. Приоткрыв глаза, я слегка повернула голову, заглядывая попутчику в лицо. Наверное, будет плохой идеей, сказать ему о том, что улыбаться меня заставила мысль о том, что это я хорошо попала. В том смысле, что одним ударом двух зайцев убила: и узнала, наконец, что такое настоящая страсть, и от Дома избавилась раз и навсегда. Нет. Не стану о нем вспоминать. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

– Ни о чем. Просто…

Рик притянул меня к себе за шею и поцеловал.

– Скоро станция, – сообщил, глянув на табло настенных часов минуту спустя. – Надо одеться.

– М-гу, – я зевнула. Шевелиться и что-то делать не хотелось от слова «совсем».

– Давай, лентяйка! – он пощекотал мой бок, и я хихикнула. – На Внешнем Контуре у вагонов будут колеса менять, гонять нас по станции туда-сюда минут сорок. Я как раз успею сбегать в магазин. Помнится, тут на привокзальной площади была какая-то Вечерка.

Рик свесил руку, подобрав с пола мою майку с трусиками, хмыкнул:

– Впрочем, ты можешь не одеваться. Я за презервативами – и сразу назад, – весело подмигнул моему смущению… – Кошка, у тебя влажные салфетки есть?

Я вздохнула, понимая, что вставать все-таки придется, хотя бы для того, чтобы привести себя в порядок и расстелить постель.

– Есть. Сумку подашь?

Рик поднялся, а я, покопавшись в недрах своего рюкзачка, извлекла наружу нужную пачку.

– Вот, тут…

Дыхание вырвалось из груди со свистом, и я, издав истеричный смешок, едва не выругалась вслух. А все потому что, Рик как раз повернулся ко мне спиной. Красивый, бронзовый, обнаженный. Со знакомым клеймом на правой ягодице. Я зажмурилась. Твою мать! Кто? Кто, скажите мне на милость, ставит отметину о принадлежности Короне себе на задницу!? Жизнь – боль. И если тебе на минуточку показалось, что это не так, то лучше пойди и сразу ударься головой об стенку.

– Все нормально? – Рик, абсолютно не загоняясь из-за собственной наготы, неторопливо собирал свои вещи: кроссовки, носки, джинсы. – Ты смотришь на меня, как на призрака.

Я прокашлялась.

– Мне показалось, – а может, и вправду только показалось, а? – У тебя… сзади. Клеймо?

– На заднице? – он ослепительно улыбнулся. – Ты заметила?

– Ты что ли Охотник? – тоскливо поинтересовалась я, прижимая к груди майку.

– Ну, да. А что?

– Ничего, просто подумала… Обычно же демонстрации удостоверения недостаточно. Люди просят клеймо показать.

Рик рассмеялся, а мне захотелось его ударить. Вся моя жизнь со свистом катится в бездну, а он ржет!!

– У Охотников же традиция, слышала? В день присяги каждый из нас должен сам прижать раскаленную печать к телу. Типа демонстрируем свою мужественность и бла-бла...

Конечно, слышала! Доминик мне раз пятьсот рассказывал о том, как ему было страшно и больно, но как он, правильно настроившись, решительно и стойко перенес мучения. А то! С обезболивающим и заморозкой! Это тебе не приют святой Брунгильды… У Дома, ожог, кстати, был на плече. Как раз в том месте, где у Рика татуировка.

– Ну, я и прижал, – весело рассказывал попутчик, чтоб ему провалиться. – Молодой был. Дурак совсем. Думал лишь о том, как теткам из Комиссии клеймо демонстрировать стану… Потом, конечно, пожалел сто раз, но что уж теперь?..