– Имён карты не говорят, – важно заметил Миха.

– Жаль, жаль, но всё равно, начинаем ждать твоего короля, Ляля. В золотой карете, запряжённой тремя белыми конями!

Ляля вылупилась на сестру, взглядом прося заткнуться. Неприятны ей были подобные разговоры, почему-то в присутствии Бисарова особенно противны. Словно в чём-то личном, интимном ковыряются у всех на виду. Почему – разбираться времени не было, а заткнуть сестру хотелось ужасно.

Слава демонстративно закатила глаза, покривлялась ещё немного, просто потому что останавливаться по первой просьбе не умела никогда, и потребовала у Михи:

– Теперь моя очередь знать, чем сердце успокоится.

Миха важно разложил карты, почесал макушку, нос, начал говорить:

– У тебя здесь тоже какой-то сильный покровитель или родственник, вы же сёстры, наверное, один на двоих. Неприятности, хлопоты, дальняя дорога, возлюбленный и… сердечное разочарование в прошлом. Сильное!

– Возлюбленный? – протянула скептически Слава, глядя на карту, которую показал Миха, как на воняющего, собственноручно раздавленного клопа. – Про покровителя не знаю, может, есть, да я не в курсе, – фыркнула она. – А возлюбленного – за гору. Фу, фу, фу, чур меня! – она схватила карту, сбросила со стола, брезгливо поджав губы. – Не нужен мне никакой возлюбленный. Что с ним делать?

– На Мунку-Сардык твой забираться? – подсказала Ляля, улыбаясь.

– Знаешь, если «возлюбленный», – произнести слово «возлюбленный» с настолько отталкивающей интонацией нужно постараться, Славе удалось с первого раз, – только категорию «один-бэ» преодолеть может, то он точно не мой «возлюбленный»! Разочарование ещё какое-то… сердечное, мля! Миха, давай заново.

– Карты не врут! – встал в позу Миха. – Здесь никак иначе не прочитать, только сердечное разочарование! Вспомни, было разочарование, ты просто забыла, если покопаться как следует в памяти – вспомнишь сто пудов!

– Ну… в третьем классе мне валентинку Сидоркин не подарил, но всё по-честному, я ему пинков отвесила за то, что Лялю толкнул. Родителей в школу вызывали, помню, я тогда сильно в Сидоркине, как в мужчине разочаровалась… – скорбно вздохнула Слава. – А! Точно! Было разочарование! Сердце в хлам просто, на куски разорвало, как пережила, не понимаю! Вспомнила, снова заболело! – Слава схватилась за правый бок.

– Больше на межреберную невралгию похоже, – флегматично заметил Анатолий Юрьевич. – А если твоё разбитое сердце ниже болит, в подреберье, подумай над пищевыми привычками и исключи алкоголь.

– Так разбилось сердце-то, нету сердца, здесь осколок, – важно ткнула себя в бок Слава.

– Так что за разочарование-то? – заметно оживился Миха.

– Рассказываю! – торжественно начала Слава, ей не хватало только праздничной формы «белый верх тёмный низ» и микрофона. – В доме, где живу, была шаурмичная. Работал там араб… низенький такой, худой, нос шикарный, глаза как маслины… Отвлеклась, простите, – закатила глаза. – Араб этот делал самую шикарную шаурму в городе. Самую! Чем угодно могу поклясться! На сырном лаваше, с мясцом горячим, овощами, с халапеньо… ум-м-м-м… Главное – соус! Потрясающий соус, всё как надо, сливочный, с чесночком, кислинкой, приправами, не густой, не жидкий, идеальный! И вот, возвращаюсь ночью домой, жрать охота… понятно, да? – хихикнула она. – Мечтаю, как куплю эту шаурму, как оторву бумагу сверху, как вопьюсь зубами в её горячий бок… и бац! – хлёстко ударила ладонь об ладонь. – Шаурмичная закрыта!

– Вот это поворот, – фыркнул Гусь.

– Прикинь, какое разочарование! – посмотрела она на Гуся, надув губы.