Переговоры об этом начались летом 1999 года. Общественности Великих Лук даже специальный митинг тогда пришлось проводить.

В итоге заместитель главы администрации г. Уфы В. Л. Кашулинский писал О. Ф. Бондаренко-Снитину 23 ноября 2001 года: «…есть ли смысл продолжать разговор о перезахоронении? Я понимаю, что г. В. Луки без памятника, могилы уже и существовать не может. И вряд ли сохранится музей А. Матросова. Кстати, функционирует ли он?»

Впрочем, в письме от 3 января 2002 года, кажется, тема перезахоронения окончательно уходит: «…часто бывал в г. В Луки, у меня в одно время созрела мысль о перезахоронении. Администрация г. В. Луки ответила отказом. На этом всё».

«Всё» – это что касается перезахоронения праха Матросова. Но тогда же неожиданно я тоже стал писать о своём детском герое. Мне казалось раньше, что «все всё знают», что «всё известно», но вдруг выяснилось: то, что для меня лично было святым, для других было лишь сытной кормушкой, непыльным местом работы, приятным досугом, гонорарной ведомостью.

Даже встать вровень с такими матросовскими исследователями как Шкадаревич, Легостаев, Насыров казалось наглостью. Однако пришлось…

Н. А. Дубовик понимает меня: «…тоже, как и все послевоенные советские дети восхищалась и поверила очерку Журбы. И, конечно, не могла предположить, что когда-то мне придётся это оспаривать, прежде всего, в себе, и тем более перед людьми. Ведь только по окончании работы вырисовалась ясная и правдивая картинка… Нет, я не тяну одеяло на “свой” регион, а потому что это правда».

Звонок мне из Москвы в декабре 2011 года от Издательского дома «Достоинство» стал неожиданностью.

– Нужна книга о Матросове.

– Когда именно нужна?

– Нужна вчера.

Тогда я стал осознанно и целенаправленно перебирать личный архив. Что-то ложилось на бумагу, ещё больше оставалось на уровне размышлений.

Переваривал мучительно ложь Журбы, как говорилось в сталинское время, очковтирательство. Было жутко от того, что спор в принципе непродуктивен для исследовательской работы.

Нужно спорить, но как спорить?! Давно нет в живых очевидцев короткой жизни Александра Матросова, истлели, если и были, печатные источники…

Говорили на эту тему с Н. А. Дубовик. Она соглашается: «Вот поэтому Вы правы, что каждое слово должно быть выверено, чтобы ни у каких последующих проходимцев даже мысли не возникло что-либо оспаривать в Вашей работе. Ведь Вы сами пишете, что малейшее сомнение ведёт к отторжению всего целого. А дети, подростки и в целом молодёжь даже и разбираться не будут в той массе материала, выпущенного на свет Божий… Я не один раз слышала: “А Матросов-то никакой не герой, рыльце-то в пушку, сидел за кражу, а сделали героем”. Господи, как всё это сложно…»

Нужно спорить. Но каждое слово теперь, после доказанной лжи, воспринимается уже иначе. На веру ничего не то что не воспринимается, даже разумные аргументы хочется перепроверять и перепроверять, сомневаясь изначально.

Когда Н. А. Шкарлат узнал, что я ставлю под сомнение дату 27 февраля 1943 года, он почти возмутился: «Честно говоря, я не мог даже подумать, что Вы меня можете удивить. Я насчёт даты гибели Александра. Я же Вам писал, что хорошо разбираюсь в тактической обстановке, меня этому учили, да и я сам учил, и не один год. Я Вам писал, что перед тем как написать о ходе боевых действий 91 осбр, я по дням составил на реальной карте обр. 1941 г. порядок действий батальонов бригады в эти дни: с 24.02 по 03.03.1943 г. Я мысленно вместе со 2-м ОСБ прошёл этот путь. И не только потому, что умею читать топографическую и рабочую карту и вижу многое на ней, что остальным кажется непонятным или мелочью, но и потому, что сам рядовым служил в пехоте, а потом командовал развёрнутыми стрелковыми подразделениями в различной обстановке, в том числе и зимой, и на незнакомой местности. И абсолютно убеждён, что другого мнения быть не может – Александр Матросов погиб 27 февраля 1943 г.».