Вернувшись домой, я поняла, что у меня уже давно не было такого хорошего дня.


На следующий день я прихватила из закусочной несколько бутербродов, заехала домой, приняла душ и переоделась, посадила Фиби в велосипедную корзину и снова отправилась к Арчеру. Несмотря на то, что именно я появилась в его доме и инициировала наше совместное времяпрепровождение, я чувствовала, что он тоже прилагает усилия, просто позволяя мне себя навещать.

– Слушай, Арчер, – спросила я, – если твой дядя не знал языка жестов, как же ты с ним разговаривал?

Мы сидели на лужайке у его дома. Китти и щенки лежали рядом с нами на одеяле: маленькие пухлые малыши ползали вокруг, временами теряя мать, – потому что были еще слепыми, – пока она снова не придвигала их к себе.

Фиби тоже лежала неподалеку. Она проявила некоторый интерес к щенкам, но особого внимания на них не обращала.

Арчер посмотрел на меня снизу вверх – он лежал, подперев голову рукой, – а затем медленно сел, чтобы можно было двигать руками.

– Я почти не разговаривал, – он пожал плечами. – Писал, если это было важно. В основном просто слушал.

С минуту я молча смотрела, желая получше разглядеть выражение его лица, но оно было скрыто за растрепанными волосами.

– Как ты выучил язык жестов? – наконец негромко спросила я.

– Сам научился.

Я наклонила голову и откусила от бутерброда с пастромой, который держала в руке. Арчер расправился со своим бутербродом примерно за тридцать секунд, съев большую его часть, но поделившись кусочками мяса с Китти. Я отложила бутерброд.

– Как? По книгам?

– Да, – кивнул он.

– У тебя есть компьютер?

Он посмотрел на меня, слегка нахмурившись.

– Нет.

– А электричество у тебя есть?

Он покосился на меня с удивлением.

– Да, у меня есть электричество, Бри. Разве оно есть не у всех?

Я кивнула, решив не сообщать ему, что он производил впечатление человека, которому необязательно иметь современные удобства.

– У тебя есть телевизор? – спросила я через минуту.

Он покачал головой.

– Нет, у меня есть книги.

Я снова кивнула, рассматривая мужчину, сидящего передо мной.

– И всем этим вещам, которыми ты занимаешься, – каменной кладке, садоводству, – ты просто научился сам?

Он пожал плечами.

– Любой может научиться делать что угодно, если у него есть время. У меня время есть.

Я наклонила голову, отщипнула от своего сэндвича кусочек мяса, прожевала и спросила:

– Откуда у тебя столько камней для дорожки и патио?

– Некоторые я собрал у озера, другие купил в городе в садовом магазине.

– И как ты их сюда доставил?

– Сам принес, – сказал он, посмотрев на меня так, словно это был безумный вопрос.

– Так ты не водишь машину? Везде ходишь пешком?

– Да, – ответил он, пожимая плечами. – Ладно, двадцати вопросов достаточно. Что насчет тебя? Что ты делаешь в Пелионе?

Я секунду изучала его, прежде чем ответить. Золотисто-карие глаза были устремлены на меня в ожидании ответа.

– Я… как бы… путешествую по миру, – начала было я, но тут же осеклась. – Нет, знаешь что? Я сбежала. Мой отец… умер… и случилось еще кое-что, с чем мне было трудно справиться… и я испугалась и убежала, – я вздохнула. – Вот и вся правда. Не знаю, зачем я тебе это рассказала, но это правда.

Он изучал меня чуть дольше, чем обычно, и я начала ощущать себя беззащитной, поэтому отвела взгляд. Но, боковым зрением уловив движения его рук, оглянулась.

– Это работает? – спросил он.

– Что работает? – прошептала я.

– Бегство, – объяснил он. – Оно помогает?

Посмотрев на него, я наконец призналась:

– В общем-то, нет.

Он кивнул, одарил меня задумчивым взглядом и отвел глаза.