Лиля положила трубку и только потом взглянула на Шибаева. Он рассчитывал увидеть страх в ее глазах, но не увидел.
– Лёньку убили, – сказала она, глядя ему в лицо. – Тебя ищут, всех опрашивают…
Она просто смотрела на него, не ожидая никаких объяснений, словно прощаясь, и Шибаев подумал, что ему стало бы легче, если бы она закричала.
– Я не убивал, – сказал он и добавил: – Ты мне веришь? – Ему казалось страшно важным, чтобы эта случайная, ненужная ему девушка поверила, что он не убивал.
Она пожала плечами – какая разница? И он понял, что ей не жалко непутевого Лёньку. Ей жалко себя и свою внезапно проклюнувшуюся мечту, замерзшую на корню. Шибаев неуклюже повернулся и пошел к выходу. Он уже протянул руку, чтобы отпереть дверь, как вдруг легкий звук снаружи привлек его внимание. Шорох, едва слышное царапанье мокрой куртки по металлу двери – на лестничной площадке кто-то был, и этот кто-то сейчас прижимался ухом к замочной скважине, пытаясь уловить звуки в квартире. Шибаев бросился в гостиную, рванул вверх раму. Она застряла, и он рванул еще раз – изо всей силы. Рама вылетела из гнезда, и по стеклу побежала паутина трещин. В дверь позвонили. Он оглянулся – Лиля стояла на пороге комнаты и смотрела на него. Глаза были как блюдца. Он, согнувшись в три погибели, протискивался в узкое окно. Еще вчера ночью Шибаев заметил, что оно выходит на хлипкий козырек какой-то лавки. Если козырек выдержит, он сможет сделать несколько шагов влево и спрыгнуть в узкую щель между домами. Если крыша не выдержит, то он провалится прямо на тротуар, под ноги прохожим…
«Кто?» – внезапно пришло ему в голову. Он участвовал в облавах в Чайна-тауне, и помнит, как полицейские без долгих разговоров вышибали двери подозреваемого и начинали стрелять. А вокруг дома стояли полицейские машины с включенными фарами, за которыми, как за щитами, прятались другие копы с винтовками. Сейчас все было тихо. Те, кто решил нанести визит девушке из ресторана, предпочитают действовать без шума и пока без полиции.
Оцарапав руки, Шибаев выбрался из окна. Крыша под ним прогнулась, но выдержала. Он осторожно сделал шаг влево, держась за стену дома. Еще один, и еще – и спрыгнул в запримеченную щель, надеясь, что она не заканчивается тупиком с кирпичным забором. Ему повезло – пробежав вдоль стены бесконечного дома, а потом вдоль низкого забора, он оказался на тихой улочке с небогатыми коттеджами, усаженной платанами, почти пустой. Отряхнув рубаху и заправив ее в брюки, он зашагал по тротуару, стараясь не бежать и не оглядываться слишком часто. Свернул в первый попавшийся переулок, стремясь уйти подальше от дома Лили. Пройдя еще квартал, он остановил такси и попросил отвезти его в Шипсхед бэй – так называлась остановка метро, которую он знал. Там он собирался сесть в поезд, идущий до Манхэттена и снять номер в гостинице. После чего затаиться и ждать известий от Заказчика. Да, еще купить еды…
Оказавшись в машине в относительной безопасности, он впервые подумал о Лиле. Ему стало стыдно, что он удрал, оставив ее наедине с теми, кто стоял за дверью. Он уверял себя, что вряд ли ей грозит что-нибудь, им нужен он, Шибаев, прекрасно понимая при этом, что он использовал человека и бросил в беде. Перед его лицом возникла картина – девушка в коротенькой синей рубашечке стоит и молча смотрит, как он, здоровенный мужик, торопливо, обдирая в кровь руки, лезет из окна. Этого Шибаев про себя не знал, это было что-то новое. Он подумал, что надо бы вернуться… и что?
«Collateral damage» называл это Джон Пайвен. «Побочные или случайные потери». Например, потери среди гражданского населения во время полицейской операции. Всегда найдется случайный прохожий или выглянувший из окна любопытный, которого невзначай подстрелят. Ничего не попишешь, лес рубят, щепки летят. «Лучше, конечно, без этого, крику потом, разборок с родственниками, их адвокатами не оберешься, да что ж тут поделаешь? А журналюги? Враг номер один. Не завидую шефу, когда он распинается, как ему хорошо работается с прессой. Бывает. Ну, бывает, бывает! И ничего тут не поделаешь», – повторял Джон, разводя руками.