— Да.

— Нет. Мои родители умерли, имущество  отобрали.

— Всё есть. Дана, держись за меня.

Я провела под его одеждой ладонями.

 Крепкие мышцы пресса,  чувствовались косые мышцы. Гладила, ощупывала. Медленно обвивая его руками. Пальцы скользнули по его спине, и я уложила голову ему на грудь.

— Как тепло, — разомлело, протянула я, закрывая глаза. — Нельзя расставаться, иначе я опять что-то неправильно пойму и умру от горя.

— Да. Пожалуй, ты права, мы больше не расстаёмся. 

*****

Наши пальцы сплетались. Я дала ему правую руку, левую он сам брал силой. Стеснялась и даже морщилась от неудовольствия. Особого дискомфорта его прикосновения к тонкой коже не причиняли, это скорее психологический аспект. Ещё недавно на пальцах кожу тянуло, и хватать вот так грубо было недопустимо.

Ладно, утрировала. Не хватал он меня, просто делал то, чего я не ожидала.

Повёл меня вперёд. Илья шёл целеустремлённо от остановки за музей с парком. Вытягивал шею, чтобы высмотреть ближайшее кафе. Не поспевала за ним, он длинноногий.

— У меня шрамы, — решила признаться  на бегу.

И опять все смотрели на меня. Теперь казалось, что осуждающе. Мышь серая с красивым парнем! Такое чувство, что дворники вениками начнут отгонять меня от величественного Ветрова.

Плохая одежда, никакой стати в фигуре.

— Остановись, — чуть не плача, выдернула свою руку.

Илья замер, повернулся, внимательно рассматривая меня.

— Что не так? — спросил он. — Я знаю, что шрамы. Можешь не предупреждать. Даже видел.

— Когда?! — ахнула я.

— Когда приходил, — пожал он плечами. Словно ему было можно смотреть на меня.

— Кто тебе разрешил? — ошарашенно смотрела на него.

 — Дана, я же сказал, я следил за тобой и заботился. Я знаю, как и что! В чём дело?

Он знал? Он видел? А то, что меня фотографировали без лифчика. Естественно без одежды, потому что левая часть тела пострадала и грудь задета.

Я же страшная! А он – парень! И как теперь? Мне даже ему ничего не показать. Я может секса хотела, а теперь и раздеться не смогу. Потому что он меня уже видел, и мне ужасно стыдно за своё тело.

Нет, грудь вроде ничего, уцелела, но рука и плечо…

Я развернулась, собралась уйти от него. Тут же уткнулась носом в его свитер.

— Я понимаю, ты переживаешь. Сейчас подумай хорошо, что я тоже переживаю. Дана, подумай обо мне! Я разговаривал с психологом. Все свои переживания рассказывай, я буду отвечать. Ты могла придумать, чего не было, расстроиться, а страдать будем вместе.

— Да, уже, — призналась я.

— Придумала?

— Да, придумала.

— Что меня пугают твои шрамы?

— Точно! Как ты догадался?

— Шрамы пугают тебя, не меня. Если так сильно расстраиваешься по этому поводу, давай купим рукав. Такую перчатку по плечо.

Посмотрела на него во все глаза. То есть он к моему выходу из больницы фундаментально подготовился. Если бы на его месте был папа, я бы не говорила таких глупостей. Папе можно было доверить всё. Он поддерживал. И да, папа консультировался с психологами, выстраивая между нами доверительные отношения. Потому что родитель меня любил.

— Ты любишь меня? — тихо спросила я.

— Да, — печально улыбнулся Илья. — Год уже, как ты часть меня.

— И мне нужен кафф. Украшение на ухо, которое не только мочку скроет и ушную раковину. Не хочу больше операций. Если тебя не смущают мои шрамы, пусть всё так остаётся.

— Обязательно, Мышонок, купим кафф. И пусть так остаётся, даже не заморачивайся, — он провел рукой по моему лицу. Оставлял невидимые дорожки тепла на моей коже.

И напряжение появилось в теле.

Подцепил пальцами подбородок и приподнял мою голову.