– Ну ладно, – наконец говорит он сыну, отряхивая перчатками пыль с одежды, – пойдём поглядим, что там за Елена.

Жена выскочила его встречать, у самой глаза с блюдца величиной: ох, Аким, ну и знакомые у тебя. Помогла ему раздеться и при этом не произнесла ни слова. А у Саблина от сердца немного отлегло: если бы вдруг Елена что-нибудь ляпнула Насте… ну, про то, что Аким к ней в магазин не один приходил… так под взглядом жены, пусть бы она при том ничего и не говорила, пластик уже плавился бы.

А тут вроде в глазах супруги больше удивления, чем ещё чего-то.

И после уже вместе они входят в гостиную…

Ну никак, никак Елена не вязалась с казацкой хатой. В магазине дорогих бабских тряпок она выглядела естественно, в ресторане – да, конечно, это её среда, в холле гостиницы и даже у бассейна, едва прикрытая несколькими кусочками тканей, она была бы на положенном ей месте. Но в доме небогатого казака, на краю болота, она, даже без верхней одежды, в комбинезоне, что сидел на ней почти в обтяжку, да в ярких, красных гольфах – сапоги она, как и положено во всяком доме, где нет шлюза-тамбура с нагнетателями и фильтрами для очистки одежды и обуви, сняла в прихожей – выглядела здесь у него… ну, как минимум… неестественно. Неожиданно. И маленькая дочь Акима Наталка сидит у Елены на руках и, даже увидав отца, не побежала его встречать, пригрелась у незнакомой тётки, грызёт что-то… А на столе… весь стол завален разными гостинцами. Тут и яркие тряпки какие-то, шарфы-платки, что ли, носки какие-то цветные, посреди стола стоят красные сапожки детского размера, ну ещё и редких разносолов невиданных половина стола. Консервированные персики, вишня в стеклянной банке, и кое-чего Саблин даже и не видал никогда, кусочки вяленой дыни в коробке, свежие лимоны и яблоки в пластиковых вакуумных упаковках, дорогие сигареты, что обычно курят высшие офицеры, а ещё уже откупоренная бутылка с каким-то спиртным. На столе рюмки, домашние закуски, кружечки для чая. А Елена, не отпуская его дочь, встаёт и, улыбаясь ему так, как будто знает его много лет, вот так просто заявляет:

– Слушай, Аким, твоя Настя так хорошо готовит!

Сразу на «ты»… Ни здрасте, ни до свидания и «Настя так хорошо готовит!».

«Уже подруги, что ли?».

– Да, – соглашается Саблин, а жена его за стол усаживает, тарелку перед ним и рюмку ставит. – Готовит Настасья хорошо, тут ничего добавить не могу.

– Лен, и вот так всегда, – вдруг начинает жена, она говорит с нежданной гостьей так, как будто знает её лет десять уже. – Ушёл в полк – ещё темно было, а пришёл – уже сумерки скоро.

«Быстро бабы дружатся. Казаки так быстро только на войне сходятся, а женщины… Ещё днём не знали друг друга, а тут едва языками зацепились – и всё… Настя, Лена – всё, подруги уже».

– Ой, Настя, ну что ты мне рассказываешь, – Елена снова уселась на своё место, а дочь Саблина от себя всё не отпускает. – Я же сама из казацкой семьи… У мужчин наших вся жизнь такая, они или на войне, или готовятся к ней.

Но с другой стороны, может, это и хорошо, что они так сошлись, вон Настя чуть красная, это от спиртного, она всегда от вина краснеет. И, видно, Елена ей про Юнь ничего не сказала. Впрочем, Елена эта баба ушлая, ушлая, она может всё в тайне держать… до нужного ей времени. Так что Аким всё ещё не расслаблялся. Был собран и ждал неприятностей. Ждал, но рюмочку того, что привезла Елена, с женщинами, конечно, выпил; потом они начали разговаривать про болезнь их дочери, и Настя сказала, что последние лекарства Наталье помогают, грибок почти прекратил рост в бронхах, и даже показала Елене, как выглядит упаковка. И та, естественно, пообещала узнать, можно ли таких раздобыть ещё. Но тут Аким наконец не выдержал и спросил – нет, не как она узнала, где он живёт, или кто её сюда приглашал, а спросил у неё Саблин: