– Тебе?! Брешешь!

– Вот и нет!

Малуша ухватился за кисти платка Отрады и потянул в рот. Та выдернула, ещё больше скривилась:

– Обслюнявил! Идите от меня, грязюки!

Ретиш передразнил:

– Обснюня-я-явил. Уйдём, больно надо на твоё чванство смотреть. Только скоро сами на поклон к грязюкам пойдёте, как зуди для пахоты понадобятся.

Сувр тем временем называл родовиков:

– Сиян – хранитель хлебного рода, Мощёр – железного, Енослав – деревянного, Благожа – глиняного. Каков ваш род?

– Наше дело – выжить. Голод с переходами люд выкосили. Есть у нас и кузнецы, и плотники, и лекари, земли только нет. И места силы, – Шотхе кинул взгляд на высившиеся на севере пики чёрных гор.

– Верно чуешь, – сощурился Сувр. – То Стена Ена. Вот что. Раз голод с равнин людей погонит, те с отчаяния и со злом могут пожаловать. Тогда помощь соседей не помешает. Придёте на защиту, случись чего?

Шотхе поднял правую ладонь:

– Слово горного рода и предки тому свидетели.

– Добро. Переправим вас пока за реку. Мы тем временем с предками будем совет держать. Если они не воспротивятся, то там и обживайтесь.

Сувр подозвал мужчин деревянного рода и велел спустить лодки. Сам же повёл остальных родовиков к себе в дом для совета. Чужаки отправились к своим той же дорогой, которой пришли.

Ретиш снял с плеч Малушу и посадил в траву за сходным местом.

– Чего с тобой делать теперь? Благоже не до тебя, а мне к братьям надо.

Малуша вцепился в травинки, выдрал и посыпал ими голову. Увидал гусеницу на лебеде, потянул в рот, тут же сплюнул, пуская пузыри.

– Ох, придётся с собой брать. – Ретиш снова подхватил мальца и побежал к оврагу.

Ивовые корзины так и валялись пустые. Братья забыли о работе и наблюдали, как чужаки переносят скарб на берег. Заслышав Ретиша, обернулись.

– Ну? Сказывай, чего там, – напустился на него Умир.

– Место ищут. Ведун велел их за реку пока переправить.

– А Малушу чего притащил?

– Куда его? Благожа с родовиками совет держат, предков о чужаках спрашивают.

– Надолго у них?

– Кто бы мне сказал о том!

Медара взяла у Ретиша Малушу, сказала братьям:

– Без меня тут управитесь. Благожа, небось, печь оставила. И хватит глазеть, принимайтесь за дело!

Умир со Зрином схватились за лопаты, но только Медара скрылась за кустами, как побросали их и снова пошли смотреть, как чужаки грузят на лодки длинные короба. Несли их осторожно, будто боялись разбить, по двое с коробом на плечах заходили в студёную воду по пояс и только тогда ставили в лодку.

– Чего у них там? Горшки? – усмехнулся Умир.

– Была печаль горшки с собой таскать! Над горшками так не дрожат. Сокровиша свои горные принесли. – Зрин задумчиво покусывал стебель травы. – В такой короб человек лёжмя поместится.

Ретиш насторожился:

– Человек? Значит, людоеды они?

Зыбишь заскулил тоненько, вцепился в рубаху Умиру. Тот прикрикнул на Зрина:

– Не мели чего зря! Вон, Зыбиша напугал.

Зрин сплюнул:

– Зыбишу пора бы прекращать трястись. Через три витка ему силой владеть, а он хуже Малуши. Ладно, беритесь за лопаты, а то потеряем день.

Накидав доверху глины в корзины, понесли их к дому. Улица глиняного рода была в Ёдали самой короткой: только дом да большой сарай. В него и сгружали глину под замес, а после снова шли к оврагу, всякий раз поднимались на пригорок за ним, чтобы посмотреть на переправу. К закату чужаки уже устроились, разожгли костры и ловили рыбу.

Братец Тихуша, которому не было ещё шести витков, так утомился, что, вытряхнув в сарае свой кузовок, тут же и уснул на куче глины. Умир разогнул спину, вытер пот и посмотрел на угасающее солнце.