Они все еще смеялись, когда дюжие фермеры подняли их на руки (одним из них был Эндрю Стаад, и он навсегда запомнил ощущение двойного веса своего сына и принца) и понесли к месту награждения, где король Роланд опоясал их голубыми лентами. Потом он неуклюже расцеловал мальчиков и окропил оставшимся у него в кубке медом под одобрительный рев фермеров. Никто из них, даже старики, не помнили такого замечательного состязания.

Мальчики провели вместе остаток дня и, как скоро выяснилось, намеревались так же провести остаток жизни. Однако даже у восьмилетнего мальчишки есть обязанности (особенно если он собирается стать королем), поэтому они не могли быть рядом все время, но встречались, как только представлялась такая возможность.

Некоторые морщили нос, говоря, что будущий король не должен водиться с мальчишкой, чье положение в обществе немногим отличалось от положения простого крестьянина. Но большинству это нравилось, и немало кружек в делейнских погребках было опрокинуто за то, что Питер унаследовал лучшее с обеих сторон – ум его матери и любовь отца к простым людям.

Так оно и было. Питер никогда не обрывал крылья бабочкам и не привязывал палки к собачьим хвостам. А после истории с лошадью, которую хотел прикончить Иосиф, главный конюший, Флегг начал побаиваться Питера и обдумывать способы, как бы убрать его с дороги. Ведь именно в этой истории Питер проявил смелость и сострадание, а эти чувства очень не нравились Флеггу.

Питер проходил мимо конюшни и увидел во дворе лошадь, привязанную к изгороди. Одну заднюю ногу лошадь держала на весу. Иосиф, стоявший рядом, поплевав на ладони, уже брался за тяжелую кувалду. Сообразив, что он собирается делать, Питер подбежал к нему.

– Кто велел тебе убить эту лошадь? – спросил он.

Иосиф, крепкий мужчина лет под шестьдесят, служил при дворе всю жизнь и вовсе не собирался терпеть вмешательство какого-то сопляка, принц он или нет. Он наградил Питера грозным взглядом, но девятилетний Питер, хоть и покраснел, но не потерял присутствия духа. Печальные карие глаза лошади, казалось, говорили ему: Ты – моя последняя надежда, поэтому сделай, что можешь, прошу тебя.

– Мой отец, и дед, и прадед, – сказал Иосиф, поняв, что взгляда здесь будет недостаточно. – Вот кто велел мне ее убить. Лошадь со сломанной ногой никому не принесет пользы, в том числе и себе. – Он приподнял кувалду. – Ты видишь в этой штуке только орудие убийства, но когда подрастешь, то поймешь, что иногда она может быть и милосердием. А теперь отойди, а то я тебя забрызгаю.

Он поднял кувалду выше.

– Положи, – сказал Питер.

Иосиф остолбенел. Никто до сих пор так нахально не вмешивался в его работу.

– Что-о? Что ты сказал?

– Ты слышал. Я сказал: положи эту штуку, – Питер произнес это совсем другим тоном, и Иосиф вдруг понял, что с ним говорит будущий король. Если бы Питер так не сказал – если бы он стал ныть: Положи, слышишь, я ведь будущий король, слышишь, положи эту штуку! – Иосиф бы только презрительно улыбнулся, сплюнул и оборвал бы жизнь несчастной лошади одним движением мускулистых рук. Но Питер ничего такого не говорил; все читалось в его голосе и глазах.

– Твой отец узнает об этом, принц, – сказал Иосиф.

– Если ты ему скажешь, он услышит это во второй раз, – ответил Питер. – Я позволю тебе закончить твое дело, господин главный конюший, если ты ответишь «да» всего на один мой вопрос.

– Спрашивай, – Иосифу начинал нравиться этот парень. Он понял, что хотел сказать Питер: принц сам расскажет отцу о случившемся. Это было смело. Кроме того, никто еще не называл Иосифа «господин главный конюший».