– Корреспондент? – он окинул меня изучающим взглядом и, улыбнувшись, протянул руку. – Чорба – это я. Григорий Осипович. Можно просто Гриша.

– Евгений Семенович Кашеваров, – я пожал твердую сухую ладонь. – Можно просто Женя.

– А можно Жека? – уточнил мастер. – У меня просто жену зовут Женей.

– Да без проблем, – сказал я. – И, если удобно, давайте на «ты».

– Давайте, – кивнул Гриша. – То есть давай.

– Ты уже отдохнул? Можем приступать?

– Да легко, – мастер ловким щелчком отправил окурок в стоявшее рядом ведро и махнул рукой в приглашающем жесте. – Пойдем, я тебе раздевалку покажу. Толик скоро тоже как раз подойдет, это мой напарник. Его просто в кадры вызвали, что-то там подписать.

– И нам еще понадобится Нонна, – напомнил я.

С начальником цеха я перед поездкой согласовал, что ненадолго займу рабкора [3] их стенгазеты. Она должна была сделать несколько кадров для своего «боевого листка» и заодно для моей статьи. К счастью, Гриша все уже знал – начальник его предупредил.

– Она тоже подойдет, – по-пролетарски высморкавшись в заросли пожухлой осенней травы перед входом, успокоил меня Гриша.

В цеху было тепло, несмотря на октябрьский день, даже немного жарко. Все-таки здесь проводились «горячие» работы, и замерзнуть я точно не смогу при всем желании. Это радовало. Гриша уверенно провел меня к отдельному помещению, где стояли пронумерованные деревянные шкафчики.

– Это Михалыча вещи, – мой сопровождающий раскрыл дверцу одного из них. – Он сейчас в отпуске, можно его спецовку надеть. Размер ботинок какой?

– Сорок три, – сказал я.

– Налезут, – философски изрек мастер. – Ты давай, в общем, переодевайся и выходи в цех. Меня сразу увидишь, наш участок рядом.

– Спасибо, – я кивнул, и Гриша ушел.

В детстве отец иногда брал меня с собой на завод, так что ничего сверхъестественного и непонятного я тут не увидел. Рабочая куртка, штаны, кирзовые ботинки. Помню, папа меня даже портянки крутить научил, так что здесь задача была просто плевая. А потому я, раздевшись, быстро переоблачился в спецовку. Ботинки все же оказались великоваты, но главное, что не пахли. А то есть у рабочей обуви такая особенность.

Когда я вышел в цех, то сразу увидел Гришу – он не обманул, нужный участок действительно был рядом с раздевалкой. Выкрашенная синей краской металлическая печь уже разогревалась, возле нее стоял непричесанный мужичонка лет пятидесяти, судя по помятому и отекшему лицу, явно не пренебрегающий самогоном.

– Толик, – он протянул руку.

– Жека, – ответил я.

– Значит, так, Жека, – принялся объяснять Гриша, протянув мне респиратор и рукавицы. – Для начала надень. А то с непривычки горло можешь обжечь или руки. Или и то, и другое сразу. Потом привыкнешь.

В этот момент к нам подошла крепкотелая, но при этом довольно миловидная девушка в синем рабочем халате. На животе у нее болтался «Зенит», который она слегка придерживала левой рукой. Правую она протянула мне – поздороваться по-мужски. Ладонь была небольшая, но крепкая и мозолистая.

– Нонна, – представилась она. – Рабкор стенгазеты.

– Очень приятно, – улыбнулся я. – Жека.

Краем глаза я заметил, что Гриша Чорба немного напрягся – видимо, он питал к Нонне нежные чувства. Но, увидев, что я не собираюсь за ней приударить, расслабленно выдохнул.

– Итак, – он вернулся к инструктажу. – Кровлю мы делаем так. Берем лист материала, – он указал на кипу толстых полимерных прямоугольников коричневого цвета, – кладем на широкую дощечку, чтобы было ровно, и ставим на полку в печь. Ждем, пока материал разогреется и начнет размягчаться. Здесь главное – не упустить момент, когда он потечет. Тогда дело труба, лист в брак идет. А так достаем – и под пресс. Пробуем?