Это был Григорий Ильич Воркутинский, с недавних пор, а точнее, полтора месяца, проживавший в квартире № 10, сорокалетний холостяк, популярный, можно даже сказать, очень популярный автор детективных романов.

Воркутинский дал собаке ровно одну минуту на ее дела, потом коротко бросил: «Лаврентий!» Овчарка немедленно пристроилась слева, идеально дополнив своим рыжеватым окрасом общую цветовую гамму. Пара степенно прошествовала по переулку к булочной, где Воркутинский купил хлеб «Семь злаков», и так же степенно двинулась назад.

В 19.42 в арке дома появился немолодой мужчина в старых форменных брюках, раздолбанных кроссовках и мешковатой ветровке. Это был тот самый кремень из дворового подъезда, Кузнецов Алексей Михайлович, подполковник в отставке, Герой России, Афган, Чечня, человек вспыльчивый, резкий и рубящий правда-матку всем в лицо, невзирая на чины и звания, из-за чего сам до больших чинов не дослужился, да и в отставке не удерживался ни на какой работе дольше испытательного срока. Непременный участник всех митингов патриотической оппозиции.

Кузнецов огляделся, заметил приближающуюся пару, сказал: «Привет, пес», – проигнорировав хозяина, сделал четкий поворот направо и направился строевым шагом к центральному входу. Воркутинский снисходительно пожал плечами, подождал, пока Кузнецов войдет в подъезд, и только потом последовал за ним.

В 19.52 Кузнецов появился вновь, затрусил как проштрафившийся салага к арке и через минуту скрылся в ней.

В 19.54 в переулок, разбрызгивая лужи, влетела вишневая «Лада-девятка» и резко затормозила у дверей банка. Из машины выбрался мужчина в короткой коричневой кожаной куртке, Ливайсах классического кроя и цвета и начищенных до блеска черных ботинках. Возрастом, ростом и статью он походил на Воркутинского, даже в крупных и грубых чертах лица можно было уловить какое-то сходство, а женщины так и вовсе не замечали разницы, если принимать во внимание их словесные портреты. Это был Северин Евгений Николаевич, любовник гражданки Чащеевой Таисии Алексеевны, проживавшей в квартире № 3. Человек широко известный в узких милицейских кругах, он по неустановленной достоверно причине играл перед своей молодой подругой роль начальника службы технической безопасности крупного коммерческого банка и откликался на прозвище Мома, этимология которого тоже точно не установлена.

Северин, нервно переминаясь, огляделся влево-вправо по переулку, даже вверх, вынул телефон, нажал кнопку вызова, постоял с задумчивым выражением, слушая долгие гудки, потом посмотрел пришедшее смс-сообщение, удовлетворенно кивнул, достал с заднего сиденья машины пластиковый пакет с надписью «Седьмой континент» и быстро пересек переулок, аккуратно переступая по поднимающимся над водой островкам асфальта. В 19.58 он вошел в подъезд.

В 20.00 в переулок, взвизгнув на повороте, ворвался черный Гелендваген и остановился точно у подъезда. Резко распахнулась правая передняя дверь джипа, над ней показался сначала бритый затылок, потом, без малейшего сужения, мощный столб шеи, затем широкие покатые плечи. Голова повернулась туда-сюда, как башня танка, туловище переместилось к двери подъезда, задержалось на мгновение и скрылось внутри. Через две минуты оно появилось вновь, махнуло окорокоподобной верхней конечностью и вновь исчезло.

В 20.04 мягко открылась задняя дверь джипа, промелькнула черная глянцевая шевелюра, черный кожаный пиджак, черные брюки, последним в подъезд втянулся лакированный черный ботинок. Это прибыл владелец мансардового этажа, сорокалетний бизнесмен Магомедов Гаджи-Гусейн Магомедович, дагестанец, как уже было сказано, человек, хорошо известный в мэрии и московских деловых кругах. Список видов деятельности, которыми он занимался, был бесконечен, как статьи Уголовного кодекса, и столь разнороден, что никто не мог точно сказать, что приносит ему основной доход. Впрочем, ни разу не привлекался, разве что в юности, которая у большинства кавказцев скрыта под сенью гор.