Божечки, спаси и сохрани. Именно с таким наставлением я вцепляюсь в его нижнюю губу и сжимаю зубы. Сильненько так.

— Сука! — рявкает Марат, резко отстраняясь, дёргая меня за волосы.

Я чувствую, как воздух со свистом прорывается через мои губы, грудь быстро вздымается и опускается, но я ещё держусь.

Пальцы лихорадочно шарят по панели, нащупывают что-то твёрдое, и тут вдруг… БАХ! Музыка грохочет на весь салон. Какая-то ужасная песня, от которой мои уши готовы свернуться в трубочку. Я кривлю носик. Ну и вкус у него… ужасный.

Марат замирает, переводит взгляд с меня на магнитолу, а потом обратно. В глазах вспыхивает что-то очень нехорошее.

— Я случайно! — визжу, понимая, что его выражение лица не сулит мне ничего хорошего. — На инстинктах!

Но я всё ещё на его коленях. И судя по тому, как напрягаются его пальцы на моей талии, спрыгнуть у меня нет ни единого шанса.

— На инстинктах? — протягивает Марат, а я вздрагиваю от его голоса. — Может, ещё раз проверить, что у тебя там на инстинктах?

— Не надо! — я поспешно размахиваю руками. — Уже поздно! Мы у моего дома! Сестра может увидеть!

Марат скептически прищуривается, но я торопливо продолжаю:

— Ясмина очень послушная и правильная! Она в своей комнате, она может нас заметить! Марат, прошу, только не так… Я не хочу портить отношения с сестрой. Я…

Он качает головой усмехаясь.

— Нужно было раньше думать, галчонок. Твоя проблема в том, что ты никогда не думаешь о последствиях своих поступков.

Я собираюсь возразить, но тут же слышу крик и громкий смех снаружи.

Марат хмурится, поправляет зеркало заднего вида, а я тут же прищуриваюсь, пригибаюсь, чтобы лучше рассмотреть происходящее.

— Это там ещё что? — голос Марата звучит хрипло.

Я сглатываю, чувствуя, как внутри поднимается тревога.

— Это Ренат, — произношу почти шёпотом.

— Это его друзья? — уточняет Марат, но по его тону ясно, что он уже понял ответ.

Я нервно закусываю губу, взгляд не отрывается от худощавой фигуры подростка, сжавшегося под фонарём.

— Нет, — выдыхаю. — Это ублюдки местные.

Сердце сжимается ещё сильнее, когда один из парней толкает Рената в плечо. Тот пятится, но убежать не пытается. Я знаю почему. Потому что он упрямый. Прошлый раз это закончилось скорой, швами и бедной бабушкой, которая еле это пережила.

— У Рената отца недавно посадили, — говорю быстро, боясь, что вот-вот произойдёт что-то страшное, и я не смогу это остановить. — Он остался с бабушкой. Один. Без защиты. Эти уроды теперь издеваются над ним, постоянно поджидают, бьют, унижают…

Я не могу оторвать взгляда. Меня внутри выворачивает от бессилия. Я не знаю как помочь. Я даже себе помочь не могу, но… Трепет в голосе меня выдаёт. Я слишком переживаю за этого парня. Он же совсем ребёнок.

Они смеются, обступая его плотным полукругом. Один из них выхватывает у Рената рюкзак и бросает его на землю. Второй пинает. Что-то звонко гремит о тротуар. Парень сжимает кулаки.

Я чувствую, как подо мной напрягаются мышцы Марата. Он выдыхает медленно, глухо. И прежде, чем я что-то успеваю сказать, он резко хватает меня за талию и пересаживает на соседнее сиденье. Я только моргаю, даже не успев сообразить, что происходит.

— Пятеро на одного как-то гниловато, — бросает Кафаров. Его голос стальной, опасный. — Сейчас я уровняю силы.

И с этими словами он выходит из машины, захлопывая за собой дверь.

Я остаюсь в машине, боясь даже пошевелиться. Пальцы сжимаются на ткани джинсов, ногти врезаются в колени. Я наблюдаю за происходящим через зеркало заднего вида. И дышу нервно как носорог. Но я правда переживаю. Нет, не за Марата. Тут скорее о местных хулиганах беспокоиться нужно. Потому что Кафаров им всем направление к психологу выпишет. Я за Рената переживаю. Эти отморозки столько времени над ним издеваются.