– И это говорит мне тот, кто корпит над планом рассадки гостей за столами?

– Зайка, зайка, зайка, – ною я, закуривая косяк, – мой диджей пропал, а завтра – открытие клуба, к тому же у меня завтра фотосессия, гребаный показ и еще обед с отцом. – Пауза. – Блин, про репетицию группы забыл.

– Как твой отец поживает? – спрашивает она без особого интереса.

– Коварный план, – бормочу я, – двигатель сюжета.

Пегги Сигал проходит мимо, вся в тафте с головы до ног, и я ныряю под стол, где кладу голову на колени Хлое и, глядя ей прямо в глаза, затягиваюсь изо всех сил марихуаной.

– Пегги хочет быть моим пиар-агентом, – объясняю я, возвращаясь на место.

Хлоя молча смотрит на меня.

– Ну-у-у, ладно, – продолжаю я. – Итак, Джеймс Трумэн ест гигантский трюфель? На обед? Материал для Entertainment Tonight – валяй дальше.

– Это было так круто, что я поела, – послышалось мне.

– И что ты поела? – бормочу я безразлично, махнув рукой Фредерике, которая надувает губки и косит глазами, словно я младенец или очень большая кукла.

– Я не ела, Виктор, болело. О боже, ты меня никогда не слушаешь!

– Я пошутил, зайка. Это шутка. Я всегда внимательно тебя слушаю. – (Она смотрит на меня, ожидая продолжения.) – Итак, у тебя болела нога, и… я все правильно понял? – (Она продолжает смотреть на меня.) – Ну, ладно, ладно, не сердись, реальность постоянно ускользает от меня… – Я снова затягиваюсь, нервно поглядывая на нее. – Ита-а-к, ты завтра снимаешься, гм, для ролика. А что это за ролик? – Пауза. – Ну, ты типа голая в нем будешь или как? – Пауза, еще одна затяжка, затем я выпускаю дым, склонив голову набок, чтобы он не попал ей в глаза. – Ну, что там за дела? – (Она продолжает молча смотреть на меня.) – Ну, так как – голая или… эээ… нет?

– Зачем тебе это? – спрашивает она отрывисто. – Какая разница?

– Зайка, зайка, зайка. В последний раз, когда ты снималась, ты танцевала на крыше автомобиля в одном бюстгальтере. Зайка, зайка, зайка… – Я горестно качаю головой. – Я мечусь в холодном поту от тревоги.

– Виктор, сколько раз ты снимался в рекламе плавок. А еще тебя снимали для этой эротической книги Мадонны. Господи, да ты был в той самой рекламе Versace, где – я не ошибаюсь? – вроде бы просматривалась твоя лобковая растительность?

– Да, но Мадонна не включила мои снимки в книгу – и, скажем, слава богу. К тому же существует огромная разница между моей лобковой растительностью – которая, кстати, была высветлена — и твоими сиськами, зайка. О боже, я тебя умоляю, забудь этот разговор, я не понимаю, к чему ты все это вспомнила…

– Это называется политикой двойного стандарта, Виктор.

– Двойного стандарта? – Я затягиваюсь еще раз, уже не смакуя, и говорю, немного подобрев: – По крайней мере, я не снимался для Playgirl.

– С чем тебя и поздравляю. Но не из-за меня, а из-за твоего отца. Так что не лицемерь.

– А мне нравится лицемерить.

И я пожимаю плечами с завидной непринужденностью.

– Все это очень мило для семилетнего мальчишки, но ты на двадцать лет старше – иначе как задержкой в развитии это уже не назовешь.

– Дорогая, у меня просто кризис. Диджей Майка исчезла, завтра у меня адский денек, с «Коматозниками-два» – сплошная муть и туман – кто знает, какого хрена здесь вообще происходит. Билл принимает меня за какого-то Дагби, а ты же знаешь, сколько времени я, блин, убил, чтобы привести этот сценарий в приличный вид…

– А как дела с рекламой картофельных чипсов?

– Зайка, зайка, зайка… Прыгать по пляжу, затем положить в рот Pringle, а затем изобразить восторг – и все почему? – да потому, что он, блин, он с