– Бред какой-то! Они оставляют меня в кабинете совсем одного. Да я бы мог окунуть ноги в фиолетовую краску и истоптать пол-института, прежде чем кто-то заметил бы. С настоящими сумасшедшими так не обращаются, правда?

– Ну, а что с другими ребятами? – спросил Томми. – Они тоже пациенты?

Джекс пожал плечами.

– Кажется, я там точно единственный, кому еще ничего не известно про «Сентию». По-моему, у остальных есть какое-то представление, но, может, я и ошибаюсь. Да я во всем могу ошибаться.

– А что там за народ? – продолжил допрос Томми. – Все такие же гады, как тот Уилсон?

– Он хуже всех, но особо дружелюбных там нет вообще, – ответил Джекс. – Их, наверно, предупредили, что со мной нельзя говорить, чтобы они не проболтались о чем-нибудь, что мне знать не положено. Каждый раз, как я вхожу в комнату отдыха, все разговоры замирают. Как будто я прокаженный.

Вид у его друга был странно торжествующий.

– То, что тебя куда-то выбрали, не означает, что там будет круто, – проговорил он назидательно. – Точно так же, как с ораторским кружком или ученическим советом. Ты не сумасшедший; ты просто попал в отстойный институт.

В четверг днем в ситуации произошла благословенная перемена.

1409) Насколько важна, по вашему мнению, деятельность по разжиганию садовых дымовых грелок, призванных беречь плодовые деревья от инея?

□ а) Очень важна.

□ б) Достаточно важна.

в) Не важна.

□ г) Не знаю.

Это был последний вопрос. Карандаш закончился вместе с терпением Джека. Он бросился сдавать работу, надеясь узнать, что будет дальше. Должно же наконец произойти хоть что-нибудь толковое.

Мисс Сэмюэлс одарила его ослепительной улыбкой.

– Спасибо, Джекс. Мы очень ценим твое трудолюбие. – Она исчезла в подсобке и вышла с новой охапкой страниц. – Теперь нам только нужно, чтобы ты сделал вторую часть, и сможешь двигаться дальше.

На это Джекс ответил коротко:

– Нет.

Она нахмурилась.

– Так нужно. Доктор Мако сказал…

– Я тут уже неделю пробыл, и лично мне доктор Мако еще ничего не говорил. Может, его и вовсе нет на свете, а все эти фотографии с ним – сплошной фотошоп. Я ухожу! Ухожу, и все!

Резко развернуться и уйти оказалось трудновато, потому что для этого надо было оторвать взгляд от Морин. Но оно того стоило.

– Доктор Мако с тобой еще не побеседовал, – возразила замдиректора, когда он направился к лифту.

– Поэтому я и ухожу!

Шагая к метро, он почувствовал себя так, будто сбросил пятьдесят фунтов. Было немного досадно, что теперь он никогда не узнает, что они все-таки делают в этом дурацком институте. Но вообще Джекс был уверен: чем бы там ни занимались, ему лучше держаться подальше. Если он сходит с ума, то и так скоро это поймет. Хотя вряд ли он тронулся. Наоборот, уйти оттуда было самым здравым решением, когда-либо принятым им в жизни.

Придется устроить родителям сюрприз. Они будут разочарованы, узнав, что их единственный сын больше не особенный и, наверное, никогда таким не был. Джекс даже не знал, как им обо всем рассказать – то ли описать институт как сборище психов, то ли просто дураков. Он еще не определился.

Добравшись до дома, мальчик махнул рукой консьержу и поднялся на лифте на седьмой этаж, настраиваясь на тяжелый разговор. Может быть, мама и папа не поверят ему до конца, но им придется смириться с его решением. Даже если забыть обо всех тамошних странностях, у него есть дела поважнее, чем часами сидеть и закрашивать кружочки карандашом.

Открывая дверь квартиры, он раздумывал, что ответить, когда они попытаются убедить его вернуться.

На кухне мама говорила по телефону.