Бесполезно. Как можно припомнить тощую шпанистую девчонку, неумело раскрашенную по-взрослому, в драных на попе джинсовых шортиках, высоких сапогах и кожаной куртке с бляхами, что приходила в его забегаловку по утрам лизать дешевое мороженое, а по вечерам тискаться с мальчиками под тягучие мелодии в модном тогда «шаманском» стиле… без малого двадцать лет назад?

Конечно, я хулиганю. Верно, во мне пробудилась дремавшая все эти годы «маргарита». До сей поры я действовала ерголинскими методами, а теперь пытаюсь изобразить из себя танк «а ля Сполох».

Самое смешное, что фокус удается.

– Помолчи, Василий, – говорит Тунгус. В голосе его сквозит любопытство пополам с иронией. – Я знаю русский и с малых лет вижу русские сны. Пускай девочка задает свои вопросы. Разве я хотя бы в чем-то нечист перед законом?

– Отлично, – киваю я и врубаю видеокордер. – Итак, что вы можете сообщить по существу дела?

– Ничего.

– Что вы знаете о человеке, подозреваемом в убийстве трассера Гафиева?

– Ничего.

– Как он попал в подсобные помещения вашего ресторана?

– Не знаю.

– С кем он там беседовал?

– Не знаю.

– Все ли из числа лиц, присутствовавших в ресторане в момент инцидента, находятся здесь в данный момент?

– Не знаю.

– Вам известны в русском языке иные формы ответов, кроме отрицательных?

Тунгус сжевывает сморщенными губами рвущееся наружу очередное «не знаю» и саркастически щурится:

– Вне всякого сомнения.

– Почему же вы столь упорно нарываетесь на обвинение в лжесвидетельстве?

Конец ознакомительного фрагмента.