Я хочу немедля взглянуть на него.

Тем паче, что Спешнев приносит три ледяные, пузырящиеся бутылочки с пепси.

– О! – говорю я, загоняя свою тревогу поглубже. – Новое поколение выбирает пепси!

Трассеры иронически переглядываются.

– Был такой лозунг дня в годы моей юности, – сконфуженно поясняю я. – Передохните, Игорь. Ведь наша беседа носила неофициальный характер. Через небольшое время я вернусь и сниму с вас показания по всей форме. Кстати, можете вызвать своего адвоката.

– На хрена он мне? – пожимает плечами Авилов. – Я же говорю правду…

– Верно, коллега. Сейчас адвокат особенно нужен тем, кто будет юлить и вертеть вола, – я киваю в сторону Тунгуса.

И ухожу в глубину зала.

Индира упрямо выдерживает роль – ведет себя скромницей. Хотя, похоже, одну сигарету тайком исхитрилась-таки употребить.

Останавливаюсь над телом выходца с помойки.

– Скажите, инспектор, – теребит меня за рукав ражая девица в белом комбинезоне. – Мы можем забрать тела? Время дорого, мы теряем шансы на реанимацию.

– Каковы же эти шансы?

– Для инспектора – гораздо предпочтительнее…

Я обращаю вопросительный взгляд на старшего среди группы экспертов, Дюшу Майстренко. Тот с полминуты таскает себя за неопрятную полуседую бородень, а затем милостиво дозволяет. Девица надменно фыркает: то, что она испросила нашего согласия, всего лишь дань профессиональной этике. Авторитет представляемого ею заведения, равно как и право личности на реанимацию, настолько выше всех наших прерогатив, что она могла бы просто отпихнуть нас локтем и молча делать все, что пожелает.

Подкатывают носилки. Двое трассеров осторожно переворачивают типа на спину – гадкая шляпа спадает, обнажая сальные, сбившиеся в колтун густые волосы, давно уже утратившие естественный цвет. Лицо полускрыто сползшими темными очками. Я жду, пока его умащивают на носилках, а затем осторожно, двумя пальчиками, снимаю эти очки и передаю Дюше.

Лицо как лицо. Серая, нечистая кожа. Черты, впрочем, довольно правильные, не лишенные былой приятности.

Смутное ощущение чего-то знакомого.

Положительно я видел это лицо. Причем в гораздо лучшие для его обладателя времена.

Пока я озадаченным пугалом торчу посреди зала, в ресторан стремительно, как и подобает начальству, входит Сполох в сопровождении двух субъектов. Первый из означенных субъектов довольно молод, одет явно не по-нашему, и выражение лица у него также отнюдь не наше, из чего сам собой проистекает вывод, что это кто-то из варяжских гостей. Второй, надо думать, переводчик, экипирован сообразно статусу, со вкусом и шиком, но на физиономии у него начертано выражение иного свойства – полуобморочное, близкое к панике… И синхронно разворачиваются две прелюбопытных сцены.

Сцена первая. Сполох ищет глазами меня, находит, с удовлетворением кивает головой и тут же начинает искать Индиру. Мало в том преуспев, отрывисто вопрошает: «Где Флавицкая?!» Я указываю. У господина комиссара отваливается челюсть, а глаза выпячиваются из орбит. Господин комиссар теряет дар речи и пытается жестами выразить свое крайнее недоумение и даже отчасти неудовольствие. Но поскольку он повергнут в шоковое состояние, то жестикуляция у него также выходит маловразумительной. Что же до Индиры, то она испытывает чрезвычайное удовлетворение произведенным эффектом.

Сцена вторая. Завидев Сполоха и его свиту, простоватый наш трассер Игорь Авилов привстает с кресла с зажатой в обширной ладони бутылочкой пепси и, словно сомнамбула, движется на них. Но внимание его занимает отнюдь не господин комиссар Сполох, а закордонный гость. На лице Авилова блуждает кривая, не сулящая ничего хорошего улыбка, а само лицо покрывается красными пятнами. «Уля, – громко, на весь зал шепчет Авилов. – Ты, верно, решил, что я убит, Уля, если отважился заявиться в наш город!..» Иностранец буквально на глазах расстается с фирменным лоском, а выражение вывески из отстраненно-брезгливого делается интернационально-испуганным. Затем он выдавливает из перехваченной спазмами глотки слова на отличном русском языке, хотя и расставляет при этом ударения на каждом слоге: «Да, Гоша, я вовсе не думал, что ты жив, но нет, Гоша, я не потому приехал…» – «Так за каким же хреном ты, сучонок, сюда приперся?!» – шипит Авилов, и могучая его рука сама собой ползет к заднему карману брюк, где он, по всей очевидности, имеет обыкновение носить шок-ган. Но его оружие в данный момент покоится в моем кармане, и это дает всем нам неплохой шанс избегнуть международного скандала.