– Нет… благодарю… – Глеб поспешил к трапу. Изувеченная женщина смотрела вслед.

«И зачем бухал?» – Сквозь похмельную мглу всплывали байки музейного работника. Яма, Оймяконское чудовище, дракон, спящий под слоем мерзлого грунта…

Буксирный пароходик тронулся, утонул в удушливом мареве Якутск. Поплыли утыканные кривыми соснами песчаные бугры, холмы, стойбища плакучих ив, заброшенный поселок судоремонтников на пологом берегу, сожженная база «Цветметзолота».

«Завяжу, – думал Глеб. – Хотя бы до Москвы. В тайге – ни капли».

Ахерон нес корабль к Ледовитому океану, сужаясь в верховьях. Черепушками водяных поднимались из пены скалистые островки.

– А я в холодной воде паникую, – сказал Глеб загорелому речнику. За час до этого речник поведал, что ржавый пароход – американского производства и принимал участие в Первой мировой войне.

– Кранты тебе, – спокойно изрек речник, здешний Харон.

На уроках географии учили, что Ахерон многократно у́же и глубже Лены, которая текла тут раньше. Берега изменились вместе с новой рекой, подстроились под русло. Землепроходцы прошлого очумели бы. Глебу казалось, он угадывает в морщинах гранита, в природном рисунке пылеватого суглинка очертания чьих-то исполненных ненавистью харь.

– Вот мы и в Яме, – сказал речник.

Пароход не развалился в пути, доставил пассажира на пристань. Поселок Рубежка растянулся по береговому склону, занял террасы. Смуглые, скуластые автохтоны смотрели на гостя с любопытством, но без враждебности. В сельмаге слитками серебра лежала рыба: нельма и омуль. Глеб заикнулся про лэповцев, продавщица свистнула кладовщику-якуту.

– И откуда вы такой симпатичный? – спросила, выпячивая увесистый бюст.

– Из самой Москвы к вам командирован.

– Из Москвы, – посмаковала продавщица. – Да есть ли она – та Москва?

– А этого, уважаемая, никто не знает.

– Водочки?

– Да. Нет. Обойдусь.

Кладовщик подогнал «газельку», и они рванули в тайгу. Откинувшись на сиденье, Глеб любовался пейзажем. Тряская гравийная дорога пролегала параллельно Ахерону. Нежно-зеленая хвоя услаждала взор. Над заболоченными озерцами пикировали стрекозы. Сотни километров тайги – размах окрылял городского жителя.

Пересчитав колдобины, «газель» вырулила на лесную просеку. Следы шин большегруза были единственным признаком цивилизации. В зарослях щебетали птицы, вскарабкалась по стволу белка. Машина остановилась. Приехали.

Якут наотрез отказался от денег, салютовал гостю и был таков. Навьючив рюкзак, Глеб зашагал к веретенообразной поляне. Лагерь сезонников состоял из громадной брезентовой палатки и мобильного балка, какие перевозят с помощью полозьев. Тут же припарковались лесовоз и мотоцикл марки «Ковровец», громоздились ящики. Выбежавшая на запах пришлеца дворняжка звонко залаяла.

– Цыц, Блох! Стой, кто идет?

– Свои!

Из-за тягача вышел здоровяк с волосами и бородой цвета осенней листвы. Футболка облепила могучий торс. Рука Глеба утонула в дружелюбной лапище.

– Журналист, значит? Нам сообщали.

– Глеб Аникеев.

– Вася Слюсарев. Бугор.

– Кто?

– Бригадир. За командира сейчас – начальник подстанции до августа в Иркутске. Как добрался? Голодный?

– Есть немного…

– А у нас есть немного поесть. – Вася раскатисто захохотал и немедленно понравился Глебу. А пес, убедившись, что пришлец – не враг, замахал хвостом и позволил себя почесать.

– Ну, айда, – сказал Вася. – Познакомлю с пацанами. Сегодня выходной.

В палатке выстроились в рядок нары. Стояли стол, походная печь. Бородатые мужики потянулись к гостю. Жали руки, представлялись, не зло хохмили про ссылку. Глеб растерялся, но Вася хлопнул его по плечу: