И с той же грустью добавил:

– Четыре года старшина голову ломал, как меня одеть-обуть и накормить... Теперь самому ломать придется... Да не о том печаль. Ждал я этого дня, понимаешь! Долго ждал. Думал, радостным будет. А вот грызет душу тоска. С чего бы?

«Я проводил его к причалу... – вспоминает Сафонов. – Мы стояли на берегу. Был час прилива. Тугая волна медленно наступала на берег, закрывая отмели, тинистое дно, весь тот травяной, древесный и прочий хлам, который годами скапливался в море...»

– Ты долго на Севере задержишься? – спросил Рубцов.

– Не знаю... – пожал плечами Сафонов. – Учиться нам надо.

– Надо, еще как надо! Только получится ли сразу?.. Все думаю, к какому берегу волна меня прибьет... Ну, будь...

– Будь...

Глава пятая

На Кировском заводе

Рубцов не сразу решил, где ему осесть и чем заниматься на «гражданке».

– Может быть, в деревню подамся... – прощаясь, сказал он Валентину Сафонову.

Трудно судить, насколько серьезными были эти слова, но, как вариант, обдумывал Рубцов и такую перспективу. В деревне он не был уже более восьми лет, и сейчас, после всех преобразований Никиты Сергеевича Хрущева, ему могло казаться, что жизнь там стала получше.

Демобилизовался Николай Рубцов двадцатого октября, а в ЖКО Кировского завода устроился только 30 ноября 1959 года. Почти полтора месяца он «осматривался» – гостил у брата в Невской Дубровке, у друзей в Приютине.

Еще, по-видимому, побывал в Николе...

Косвенно свидетельствует об этом стихотворение Рубцова «Загородил мою дорогу», написанное тогда же, в 1959 году.

1

Готовя это стихотворение к публикации в «Юности» в 1964 году, Николай Рубцов – то ли по настоянию редакции, то ли по собственной воле – до неузнаваемости переработал текст. В первоначальном варианте стихотворение звучало иначе:

Загородил мою дорогу
Грузовика широкий зад.
И я подумал: слава Богу, —
село не то, что год назад!
Теперь в полях везде машины
И не видать худых кобыл.
Один лишь древний дух крушины
все так же горек, как и был.
Да, я подумал: «Слава Богу!»
Но Бог-то тут при чем опять?
Уж нам пора бы понемногу
От мистицизма отвыкать.
Давно в гробу цари и боги,
И дело в том – наверняка, —
что с треском нынче демагоги
летят из Главков и ЦэКа!

По сравнению с тем, что печатал Рубцов на страницах «На страже Заполярья», поэтом сделан шаг вперед. В полном соответствии с требованиями модной эстрадной поэзии голос его легко возвышается до самых верхних этажей власти и с безбожной, эстрадной легкостью смахивает всю нечисть, скопившуюся там.

Вопрос в другом – в какую сторону сделан этот шаг?

Напомним, что уже год миновал со времени выхода секретного постановления ЦК КПСС, предписывавшего развернуть наступление на «религиозные пережитки».

Во главе наступления тогда был поставлен советский «философ» Леонид Федорович Ильичев, который разработал план агитационной подготовки, отличавшийся от антиправославных проектов Ильича №1, пожалуй, только особым цинизмом. Многие тайные сотрудники КГБ, работавшие внутри Русской православной церкви, получили тогда указание открыто порвать с церковью и публично выступить с «саморазоблачениями». Эти провокации и стали стержнем агитационной кампании, имевшей необыкновенно сильное воздействие на недостаточно полно воцерковленных прихожан.

Стихотворение демобилизовавшегося Рубцова – «давно в гробу цари и боги» – безусловно, можно отнести к свидетельствам, подтверждающим успех этой кампании. И вместе с тем мы видим, что стихотворение словно бы разрывают две противоборствующие силы.

«Древний дух крушины», горько растекающийся над полями, не только не вяжется с призывом «от мистицизма отвыкать», явно заимствованным у новоявленных эстрадных политруков, но и разрушает, сводит на нет картину положительных перемен, что якобы произошли в деревне.