— Саш, — снова пытаюсь сказать, признаться наконец-то в содеянном, только потому что так надо. Так будет правильно.

Я ведь не такая глупая и прекрасно вижу по его глазам, что он все знает. Каким-то волшебным образом он догадался обо всем, но все же… я должна сказать сама. Так лучше для нас обоих, даже если я буду потом плакать. Нельзя начинать отношения с вранья, от этого никому еще не было лучше. Стоп! Я сказала «отношения»? Забудь, Настя, забудь! О чем ты только думаешь?! Так… ну нельзя же начинать… начинать что? У нас точно не отношения. Нельзя начинать секс с вранья? Гениально, Настя.

— Скажи, что ты не хочешь меня, и я сейчас же уйду, — скользя по мне жадным взглядом так, что пальчики на ногах сами поджимаются, требует от меня ответ этот… этот сумасшедший.

— В том-то и дело, что хочу, и ты это прекрасно знаешь, но… — резко замолкаю и смотрю на него, просто не представляя, как сказать. Взять и все вывалить? Не поверит. Здесь надо действовать тонко и тщательно подбирать слова. Смотрю на него, пытаясь взглядом объяснить важное, но, кажется, он видит только мое ничем не прикрытое желание. Голубые озера проникают в самую душу, цепляются за ту частичку меня, что еще в состоянии здраво мыслить, но, как оказалось, этого мало. Неплохо бы еще что-то умное сказать. Прикрыв веки, чтобы не видеть его идеальное тело, которое смело можно поставить на подиум вместе с римскими богами, произношу довольно резко даже для себя: — Нам надо поговорить.

— Все разговоры потом, — откровенный поцелуй в шею и горячий шепот на ухо: — Сейчас я хочу тебя.

И когда он успел забраться на кровать и оказаться надо мной, я решаю подумать потом. А сейчас любимые губы накрывают мои, напрочь выбивая все мысли из головы, оставляя ее практически пустой. Сильные руки ласкают тело, оставляя болезненные ожоги. Хриплый шепот, неприличные рваные фразы доводят до безумства.

Единственная мысль, что отрывками мелькает в голове: он узнал! Он меня узнал и поэтому сейчас находится здесь, и так страстно целует, что я начинаю забывать имя, данное мне мамой при рождении. А вообще, обо всем этом я лучше подумаю потом, когда снова начну здраво мыслить, а сейчас…

Взглянув в любимые глаза цвета океана и увидев в них сумасшедшее желание, я плюю на все предостережения относительно этого прекрасного мужчины, который способен разбить мое хрупкое сердце, и позволяю себе маленькую, но такую сладкую слабость. Я без доли стеснения начинаю помогать ему избавляться от наших вещей, кажущихся сейчас бетонной стеной между нами. Скольжу вниз рукой по тяжело вздымающейся груди, нахожу ремень, растегиваю и нагло пробираюсь под резинку...

Снова одурманивающий водоворот безумных чувств накрывает нас, словно защищая. Губы касаются друг друга, языки ведут пламенную войну, где победителей нет. Сладостные стоны разносятся в полумраке комнаты, разгоняя по нашим венам лаву. Слова впечатываются в память, словно цветная татуировка — такие же яркие и неизгладимые...

— Саш, — произношу хрипло, лежа на его груди и рисуя кончиком пальца ведомые только мне узоры на мускулистой руке мужчины. Ничего не могу поделать, но сильные руки с едва заметными выпуклыми венками — моя слабость.

— Как так получилось? — слишком резко перебивает он, заставляя меня прекратить творчество несостоявшегося художника и с опаской взглянуть на суровое лицо страстного партнера по сексу.

Он смотрит в потолок пустым взглядом. Свет, что попадает в комнату из дверного проема, позволяет мне рассмотреть его холодность и отчужденность. Грустно усмехнувшись, сажусь к нему спиной и натягиваю на себя теплое покрывало, желая согреться. Нет, ну а что? Не мерзнуть же теперь.