Отступление 1-й Западной армии проходило с постоянными арьергардными боями, наиболее ожесточенный из которых состоялся у местечка Островно, в 20 километрах от Витебска. Главнокомандующий выставил здесь заслоном 4-й пехотный корпус генерала А.И. Остермана-Толстого, усилив его пятью полками кавалерии (в том числе лейб-гвардии Драгунским и Гусарским) и ротой конной артиллерии. Всего 8 тысяч штыков и 2 тысячи сабель.

Наполеон, чтобы «открыть» себе дорогу на Витебск, приказал маршалу Иоахиму Мюрату с авангардом Великой армии сбить заслон противника. Однако позиция русской пехоты вдоль Витебской дороги оказалась прикрытой с флангов болотами и лесами. В силу этого обход позиции с флангов требовал на маневр немалого времени, чего ситуация Бонапарту не позволяла. Завязалось ожесточенное сражение. Французы делали все для того, чтобы противник большими силами втянулся в бой, и «тогда ему не миновать было генеральной баталии».

Выполнив поставленную задачу задержать авангард французов, Остерман-Толстой в полном порядке увел от Островно свои войска. Он не стал вводить в дело присланные ему главнокомандующим подкрепления, которые были значительные числом и силой. То есть завязки «Витебского генерального сражения» не получилось. Император-полководец Наполеон I проиграл здесь своему сопернику поединок в стратегии.

Те события под Витебском многие современники, в том числе и те, кто находился в те дни в армейских рядах, истолковали как нежелание военного министра наконец-то дать Наполеону генеральную баталию. Об этом говорили и в кругу офицерства, и в полках 1-й Западной армии: драться с французами хотели все! Так, герой Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов в одном из своих послевоенных писем свидетельствовал для потомков:

«13-го июля Мюрат, подкрепленный 4-м корпусом, атаковал Остермана…

Наши отступали к Витебску, где все ожидали генерального сражения; по оправдательному письму ген(ерала) Барклая видно, что и он склонен был на сие пагубное предприятие, ибо он говорит: «Мое намерение было сражаться при Витебске, потому что я чрез сражение сие достигнул бы важной цели, обращая на сию точку внимание неприятеля, останавливая его, и доставляя тем к(нязю) Багратиону способы приближиться к 1-й армии».

Но он, кажется, не принял в уважение, что неприятель, занимая его при Витебске, одним или двумя корпусами, мог обратить все силы свои к Смоленску, и что по овладению им сим городом все способы соединения обеих армий пресекутся…

К счастию, на 15-е число ге(нерал) Барклай проник опасности и вследствие сего армия предприняла того дня отступление…»

Под Витебском, как казалось тогда многим, русская армия должна была наконец-то скрестить оружие с французами. Но этого не случилось, и отступление продолжилось. Разговоры об «измене» Барклая-де-Толли получили в рядах действующей армии новый всплеск. Участник Отечественной войны Н.Е. Митаревский в своих воспоминаниях рассказывал:

«…Между тем неудовольствие и ропот усиливались. Негодовали единственно на Барклая-де-Толли и не только возлагали на него вину, но еще прибавляли много небывалого. Высшие офицеры обвиняли его в нерешительности, младшие – в трусости, а между солдатами носилась молва, что он – немец, подкуплен Бонапартом и изменяет России.

Обвиняли его за то, что даром отдал Смоленск, что пошел от него по Петербургской дороге и тем чуть не отдал всей армии в руки Наполеона. Особенно неприятное впечатление произвело известие, что Барклай-де-Толли поссорился с князем Багратионом, которого все превозносили до небес…