– Среди могильных камней в меня никто не тычет пальцем. Там, между прочим, самые тактичные обитатели. А ещё в месте последнего пристанища меня не пытаются убедить, что это, – я указываю на поврежденную часть своего лица, – не помешает мне найти своё счастье.

Может, прозвучало слишком грубо, но меня порядком раздражала вновь поднятая тема.

– Красота не главное, – прошелестели тихие слова наставницы.

– Так говорят лишь те, у кого она есть. Вот вы точно были очень красивы.

Я не лукавила. Пусть теперь лицо наставницы покрывало множество морщин и от зубов почти ничего не осталось, но трудно было не заметить некогда красивый профиль, глубокий взгляд и даже сейчас густую копну волос.

– И что мне это дало? – последовал грустный вопрос. – Ни дома, ни семьи, если бы не нашла тебя, так бы и доживала свой век в одиночестве. Поэтому я и говорю, Медея, красота не главное, важно то, что у тебя на душе. Вот моя душа была полна жадности, за которую я и заплатила всем, что было дорого.

Повисла тишина, после чего я удручённо произнесла:

– Тогда у меня проблема, наставница. Во мне слишком много злости, вы это знаете, так что не быть мне счастливой.

– Злиться нормально. Тем более, когда у тебя есть причины. – Сухая ладонь успокаивающе похлопала меня по руке. – И поверь, она пройдёт, как только на твоём пути появятся правильные люди. Просто жди и постарайся не распугать их до того, как они разглядят твоё доброе сердце.

Намек был понят, но я сделала вид, что мне невдомек, о чём последние слова наставницы.

– Некроманту нельзя иметь доброе  сердце, – озвучила я очевидную истину.

– Наоборот, – поспешно оспорили мои слова. – Как только ты очерствеешь и перестанешь жалеть каждого принесенного в жертву гада, ты превратишься в чудовище. Запомни это, Медея, будь сильной, стойкой, но никогда не становись жестокой, иначе... мне останется только помолиться за твоих врагов.

Иногда меня явно переоценивают, потому я решила внести ясность:

– Вы зря волнуетесь. Мне нет дела до злых языков: они так часто жалили меня, и моя кожа стала настолько толстой, что её теперь не прокусить. Да и что я могу против толпы?

– Тогда зачем ты напугала мальчишек и напустила на их матерей мрачных духов? – прямо сказала наставница осуждающе глядя на меня снизу вверх.

Каяться я не любила. Тем более когда не чувствовала вины за собой. Потому довольно запальчиво выдала:

– Они сами напросились! Представляете, в этот раз принесли тухлые яйца, чтобы меня забросать! Потому пришлось принимать контрмеры.

– Тридцать годиков, а мозгов никак не прибавится, – вздыхает наставница, качая головой.

– Ну, извините, что я как маг взрослею медленнее.

Задумчиво на меня посмотрев, моя названная мать твёрдо сказала:

– Завтра пойдём в деревню. Извинишься и сделаешь всем пострадавшим семьям укрепляющие отвары.

– Но наставница! – искренне возмутилась я, распугав несколько сов с ближайших веток.

– Цыц! Расшумелась! – неожиданно громко для дряхлой старушки гаркнула наставница, заставляя меня прикусить язык. – Пусть деревенские не правы, но ты не должна уподобляться им. Думаешь, это к хорошему приведёт? Пожалуются королю и вздёрнут нас с тобой за превышение магических полномочий! Мне с таким трудом удалось выбить для нас лицензию, а ты своими чарами нас в петлю гонишь! Бертрану только дай повод, и он мигом от нас избавится.

– Извините, я не подумала, – тихо бормочу, пряча голову в плечи. Наверное, наставница единственная, кто действительно мог меня напугать.

– Ладно, что уж там. Идём скорее, попаришь ноги, напоим тебя травяным чаем и накормим свежими лепёшками.