Че-четыре цента.

Врешь небось.

Смотри, Винни, он обоссался!

– Джим? Ты что-то сказал?

– Нет, ничего. – Но он и сам не был уверен, сказал он сейчас что-нибудь или нет. Ему стало страшно. По-настоящему страшно.

Как-то раз, в начале февраля, Джим задержался в учительской после уроков – проверял сочинения по американской литературе. Он сидел совершенно один. Был уже пятый час, а точнее – десять минут пятого, и последние преподаватели разошлись по домам еще час назад. И тут в дверь постучали.

Это был Чип Осуэй.

– Да, Чип, – сказал Джим ровным, спокойным голосом.

Чип стоял, переминаясь с ноги на ногу.

– Можете уделить мне минутку, мистер Норман? Мне нужно с вами поговорить.

– Да, конечно. Но если ты хочешь поговорить о результатах экзамена, я тебе сразу скажу…

– Нет, я совсем о другом. А тут… тут у вас можно курить?

– Кури, пожалуйста.

Когда Чип прикуривал, у него заметно дрожали руки. Он заговорил далеко не сразу. Как будто просто не мог заставить себя заговорить. Он кривил губы, сцеплял пальцы в замок, напряженно щурился, как будто какая-то сила мешала ему отыскать нужные слова, чтобы выразить то, что так отчаянно рвалось наружу.

Наконец он выпалил на одном дыхании:

– Если они сделают, что собирались, я хочу, чтобы вы знали: я в этом не участвовал! Они мне не нравятся! Они оба психи!

– Кто «они», Чип?

– Лоусон и этот урод Гарсия.

– Они что, хотят устроить мне какую-то гадость?

Джима охватил страх – тот самый, из кошмарного сна, – и Чип уже мог не отвечать на вопрос. Джим и так знал ответ.

– Сперва они мне понравились, – сказал Чип. – Мы пошли прошвырнуться по городу, завалились в бар, взяли по пиву. Я стал возмущаться, что вы завалили меня на экзамене. Что, типа, я вам такое устрою – мало не покажется. Но это я просто так говорил! Честное слово! Я не хотел ничего такого…

– И что потом?

– Они сразу же привязались к моим словам. Стали расспрашивать, когда вы уходите из школы, какая у вас машина, и все такое. Я спросил, что их так напрягает, что вы им сделали, а Гарсия сказал, что они ваши давние знакомые… Эй, вы чего? Вам плохо?

– Все нормально, – выдавил Джим через силу. – Это из-за сигаретного дыма.

Чип затушил сигарету.

– Я спросил, что значит «давние знакомые», и Боб Лоусон сказал: очень давние. Типа, когда вы познакомились, я еще писался в пеленки. Но ведь мы с ними ровесники, им тоже сейчас по семнадцать.

– А дальше?

– Ну, Гарсия перегнулся ко мне через стол и спросил, как же я собираюсь устроить вам веселуху, если я даже не знаю, когда вы уходите из школы. Спросил, что я хотел вам устроить. Я сказал: проколоть, на хрен, все шины на вашей машине. – Чип затравленно взглянул на Джима. – Но я бы не стал этого делать. Я сказал так потому…

– Потому что тебе было страшно? – тихо проговорил Джим.

– Да, мне и сейчас страшно.

– И как им понравилась твоя идея?

Чип зябко повел плечами:

– Боб Лоусон сказал: «И это все, на что ты способен, мудила ты плюшевый?» И я спросил… ну, типа, хотел показаться крутым… Я спросил: «А что бы вы ему сделали?» А Гарсия… – Чип испуганно заморгал, – он достал из кармана какую-то штуку, нажал на кнопку… Это был выкидной нож. И после этого я сбежал.

– А когда это было, Чип?

– Вчера. Мистер Норман, теперь я боюсь сидеть с ними в одном классе.

– Понятно, – проговорил Джим. – Понятно. – Он смотрел на лежавшую перед ним на столе раскрытую тетрадь с сочинением. Смотрел, но не видел.

– И что вы будете делать?

– Не знаю. Не знаю, Чип.

В понедельник утром Джим по-прежнему не знал, что делать. Сначала он хотел рассказать обо всем Салли, начиная с убийства брата в тот злополучный вечер шестнадцать лет назад. Но потом передумал. Салли, конечно, ему посочувствует, но испугается и не поверит.