Ему, кстати, я так и не перезвонила. Сеанс послезавтра и его придётся отменить, или же всё же появиться? О человеке, который ворвался в мою жизнь лучше не рассказывать, пока я не пойму, кто он и по какой причине кто-то пожелал оборвать его жизнь. Да и впредь делиться ни с кем не стоит. О нём знают Алиса и Лида – этого достаточно.

Наконец, почувствовав себя чистой, выползаю из душа, облачаюсь в пижаму и бреду в комнату, привычно замерев у двери и ожидая Герду. Лишь спустя несколько минут вспоминаю, что моя собака забыла о хозяйке, как только на горизонте появился симпатичный объект мужского пола. Симпатичный? Вряд ли сейчас я могу хоть что-то сказать о его внешности, да и следующую неделю это будет невозможно сделать, при условии, что эта неделя вообще будет.

Приняв две таблетки снотворного, забираюсь под одеяло, и, удобно устроившись, вспоминаю, что не включила приглушённый свет. После появления Герды приучила себя спать в темноте, но сегодня, когда её нет рядом, не по себе. Решаю не вставать и как только закрываю глаза, проваливаюсь в сон.

Резко открываю глаза, столкнувшись с уже привычным чувством, что на меня кто-то смотрит. Поворачиваю голову и, привыкнув к темноте, вижу силуэт человека в дверном проёме. И если раньше меня накрывало парализующей волной, которая не позволяла даже двинуться, то сейчас я медленно сажусь на кровати, а затем тяну руку к телефону, который лежит на краю тумбочки. Не свожу взгляда с фигуры, а затем хватаю телефон, жму на экран и включаю фонарик, чтобы посветить – никого. Как всегда: фигура пропадает, как только появляется источник света. Словно тень, исчезающая с наступлением утра.

Нервно сглатываю и всё-таки поднимаюсь, чтобы создать ненавязчивый полумрак. Ещё долго не могу уснуть, сожалея, что Герда осталась у Алисы. С ней спокойнее, хотя и в её присутствии мне мерещится силуэт. Но собака никак на него не реагирует, совершенно спокойно наблюдая за моими метаниями. Значит ли это, что у меня галлюцинации, продолжающиеся год? Ломов говорит, что это проявление подсознательных страхов, я же считаю это нечто иное, пока необъяснимое.

Меняю позу, кручусь долго, и всё же засыпаю. В мой сон врывается незнакомец, одаривая взглядом, наполненным благодарностью. Или же мне просто хочется верить, что он желал спасения? А если нет? В моей жизни был момент, когда я не желала, чтобы меня спасали. Но всё уже сделано, а что будет дальше, теперь зависит не от меня.

Просыпаюсь ближе к обеду и, схватив телефон, проверяю неотвеченные вызовы. От Алисы не одного, что означает – никаких изменений в состоянии раненого. Уверена, если бы он умер, она тут же позвонила. Вновь пропущенный от Ломова. Приходится набрать, потому что игнорировать его уже неприлично, учитывая тот факт, что вчера мы не поговорили. Всё оказывается просто: он перенёс время сеанса на два часа раньше, сославшись на отъезд. Обещаю, что буду, но потом вспоминаю, что при удачном исходе, уже завтра я стану сиделкой, а это означает автоматическую несвободу в перемещениях и отлучках.

Заставляю себя встать, посетить ванную, позавтракать и, схватив пакет с кормом и миску Герды, отправиться к дому Чайковских. Алиса открывает ворота и ждёт меня около двери, где находится незнакомец.

– Как он? – спрашиваю, пропуская приветствие.

– Ночью была остановка сердца. – Застываю в неоконченном движении и с трудом справляюсь с полученной информацией, словно там, в операционном зале, небезразличный мне человек. – Сейчас всё в порядке.

– А как ты узнала? Об остановке.