Раз этак десять.

Поднявшись по лестнице обратно, я скользнул наискосок через Аванзал в галерею, чтобы обойти Николаевский и Концертный. Она просматривалась со всех сторон, зато народу здесь обычно было немного: навстречу мне попались трое придворных, статский советник с эмблемой министерства путей сообщения на кителе и еще несколько человек в гражданской одежде. Никто из них не обратил на меня внимания: военная форма, пусть даже и с унтер-офицерскими лычками, по нынешнем временам определяла принадлежность гостя к высшей столичной касте. Спешащий куда-то быстрым шагом курсант запросто мог оказаться посыльным Совета, и штатские предпочли не задавать лишних вопросов. А офицеров мне, к счастью, не попалось – ни в галерее, ни на входе в Арапскую столовую, хотя обычно где-то здесь размещались постовые.

Однако у Малахитовой гостиной мое везение закончилось: по обеим сторонам от двери стояли рослые фигуры в темно-красных мундирах с золотыми пуговицами. Уже хорошо знакомый мне Иван и второй – тоже штабс-капитан.

Крыло с императорскими покоями охраняли самые сильные Одаренные во всей гардемаринской роте – не считая Гагарина. Разумеется, это могло оказаться и обычным совпадением… И все же я почему-то не сомневался, что никаких случайностей здесь нет и быть не может: Морозов… оба Морозова намертво вцепились в свой главный актив, и сколько я ни искал хотя бы теоретическую возможность разжать эту хватку – пока еще не смог найти.

И сообщение от Оли – после нескольких месяцев тишины – было так или иначе связано с грядущей помолвкой. Я не мог знать этого наверняка, но почему-то почти не сомневался. Совет закрутил гайки до упора, однако полностью избавиться от инакомыслящих им все же оказалось не под силу.

И Морозов не мог этого не замечать – поэтому и стелил соломку везде, докуда дотягивался. Только этого все равно оказывалось недостаточно. Прямо у него под носом в Зимнем дворце, похоже, назревал… нет, еще не заговор – но что-то подозрительно на него похожее. Интриги князя Мещерского порой оставались за гранью моего понимания, но мы уже не раз… скажем так, работали вместе – и результат так или иначе устраивал обоих. Ведь враг моего врага мне… Ну, допустим, союзник.

Хоть наверняка и временный.

Когда я приблизился, гардемарины у двери чуть подались вперед. Иван кивнул, приветствуя меня, а второй штабс на мгновение напрягся, но тут же выдохнул: узнал.

– Здравия желаю!

Я коснулся кончиками пальцами околыша фуражки, судорожно соображая, что такого можно сказать, чтобы меня без лишних разговоров пропустили в святая святых Зимнего дворца – императорские покои. Одного лишь знакомства с обоими стражами и формальной принадлежности к личному составу гардемаринской роты было явно недостаточно.

И я уже приготовился ляпнуть наугад что-нибудь про срочные новости для Елизаветы или снова достать перстень, когда дверь за спиной Ивана чуть приоткрылась, и оттуда послышался негромкий голос.

– Господа офицеры, прошу, пропустите его. Ее высочество Елизавета Александровна ждет.

На сосредоточенные лица на миг легла тень сомнения, но гардемарины все же расступились, и через мгновение я взялся за ручку и шагнул через порог Малахитовой гостиной.

– Здравствуй, Владимир.

Оля чуть отошла назад – то ли освободить дорогу, то ли чтобы ненароком не оказаться слишком близко. И между нами тут же выросла стена. Невидимая, но будто сделанная из холодного и очень твердого льда. Конечно, я догадывался о ее существовании и раньше, еще до того, как увидел свою бывшую пассию под ручку с Ходкевичем, но почувствовал только теперь.