Его сиятельство наконец сменил гнев на милость. И даже любезно пригласил нас с Гагариным присесть на диван у стены. Видимо, обязательная часть «порки» подошла к концу и пришло время поговорить по делу.

– В общем, нормально. Мы в той усадьбе столько всякой дряни взяли, что хоть сто человек посадить хватит. И надолго. Но в целом ситуация складывается… В общем, хреново она складывается, господа офицеры, – вздохнул Морозов. – Я пока еще не знаю, какая именно гадость назревает, но чую, нас ждет что-то похуже девяносто третьего года. Не исключаю, что к весне Совету придется ввести в столице чрезвычайное положение.

– Все подъезды к Зимнему перекрыты с конца октября. Так что, полагаю, для гардемаринской роты уже почти ничего не изменится. – Гагарин улыбнулся одними уголками рта. – Если это не чрезвычайное положение, то не знаю…

– И, надеюсь, не узнаете, Сергей Юрьевич, – ядовито огрызнулся Морозов. – Так или иначе, я настоятельно рекомендую вам готовить личный состав к активным действиям. И, дай бог, нам не придется стрелять по своим.

Старик явно знал куда больше, чем говорил, но нам с Гагариным об истинном положении дел в стране знать, конечно же, не полагалось. Наверняка за толстыми дверями начальственных кабинетов уже кипели самые настоящие сражения, и я мог только догадываться, когда эта закулисная бойня начнет превращаться в то, что вырвется на улицы Петербурга.

Действительно, как в девяносто третьем… И хорошо бы, если не хуже!

– Впрочем, давайте не будем заранее настраивать себя на худший исход… Ступайте, господа офицеры. – Морозов откинулся на спинку кресла. – Можете быть свободны.

Мы с Гагариным поднялись с дивана и, козырнув, направились к выходу. Гроза миновала, и в целом расклад оказался не так уж плох: похоже, его сиятельство решил «пропесочить» нас лишь для порядка, а на самом деле был вполне доволен исходом операции. Я мог только догадываться, что обнаружили в изрешеченной крупнокалиберными пулями усадьбы столичные сыскари, но «улов» наверняка получился богатый. И взятых в бою документов, дисков и вещдоков вполне хватало, чтобы следствие обрело второе дыхание.

Не говоря уже о возможности под шумок расправиться с теми, кто и вовсе никак не связан с террористами. Не то чтобы я считал Морозова настолько наглым и беспринципным, однако знал достаточно хорошо и ничуть не сомневался: старик своего не упустит. А избавление Петербурга от такой заразы, как Распутин, – весьма и весьма мощный козырь.

Которому еще предстоит сыграть, когда придет время.

– Ну ладно, десантура. Вроде отбились. – Голос Гагарина вырвал меня из размышлений. – А теперь, может, наконец расскажешь, зачем прикончил Распутина?

Значит, все-таки видел… Или угадал. Или просто сделал вывод. Вполне очевидный – с учетом того, что рядом с обезглавленным и еще чуть подергивающимся на красном от крови снегу телом не было никого, кроме меня.

Я шумно выдохнул через нос, попытался изобразить искреннее удивление… но врать все-таки не стал. Во-первых, Гагарин был слишком хорошо осведомлен о моих талантах и видел все собственными глазами. А во-вторых…

Во-вторых – просто некрасиво. Одно дело изображать неведение и втирать очки высшему руководству, и совсем другое – обманывать командира и боевого товарища. Последствия такой глупости рано или поздно окажутся куда сильнее, чем у ошибки, допущенной во время операции.

– Да оно как-то само вышло, ваше сиятельство, – вздохнул я. – Может, у него резерв закончился, может, еще чего… Я и не думал, что пробью.

– Ага, не думал он… – Гагарин прищурился и замедлил шаг. – Интересная ты личность, прапорщик Острогорский.