Уверенно, но негромко постучал в эту дверь и услышал голос Караи:

– Заходи. Никто не спит.

Дверь открылась, и Пато шагнул внутрь. Как с обрыва в незнакомый омут – дыхание перехватило, и одна мысль пульсировала в голове: что дальше?

Вошел. Осмотрелся.

Карая, как радушная хозяйка, встречала его у дверей. Это она ему открыла и, приглашая войти, отступила вглубь дома.

Печь, скамейки вокруг стола, горшки и плошки на полках. Мягкие циновки с веселыми красочными узорами на полу. На стенах такие же циновки, но с более сложным рисунком. Почти картины. Мягкий свет от двух ламп не слепил, наоборот – ласкал взор. Было уютно в этом доме. Как к себе зашел.

На столе стоял пузатый кувшин. В таких сосудах хозяйки обычно подавали пиво.

В углу за печью зашуршало. Кошка, наглая, как росомаха, недовольная тем, что ее разбудили, вышла из своего укрытия и отправилась прямиком к хозяйке. Нервно мяукнув, она с природной грацией своей взлетела на руки Караи, где была благосклонно принята и обласкана.

– Заходи, – вновь предложила женщина. – Тао сейчас выйдет к нам.

Карая подошла к столу и опустила кошку на скамью. Взяв в руки кувшин и наполнив из него три кружки пивом, отерев горлышко о передник, опустила на место. Села.

Дважды в этом доме к столу не приглашали. Пато, зная об этом, поспешил занять место, показанное ему два года тому назад. С тех пор он так и занимал его, бывая в гостях у Гана.

– Здравствуй, Пато.

Тао Ган вошел неслышно, как всегда. Легко быть неслышным в своем доме, где тебе знакома каждая доска пола, и ты можешь не наступать на те, что скрипом могут выдать тебя. Пато и сам неоднократно ухитрялся у себя дома подойти к обнаглевшей мышке так, что она не слышала его, и застав врасплох, схватить грызуна. Если говорить о мастере Тао, то таким «своим домом» для него являлся весь окружающий мир.

Присев рядом с женой, Тао поднял кружку:

– За встречу. За прожитый день и за день грядущий.

Выпили.

– Мы тут поспорили с Караей, – улыбнувшись, сказал он. – Она говорит, что ты достоин награды.

Сердце Пато перестало биться и бесполезным камнем упало, оказавшись где-то в пятках.

Эти двое, муж и жена, с любопытством ребенка смотрели на Пато, ожидая его реакции. Тао продолжил, и Пато знал, что он сейчас скажет:

– Еще один день, Пато. Расскажи, что ты сегодня узнал и чему научился.

– Ничего нового, мастер Тао, – и решил пояснить: – Ничего нового не узнал. Научился понимать то, что уже давно знал. Это, оказывается разные вещи: знание и понимание этих знаний.

– Расскажешь? – с неподдельным интересом спросил его Тао Ган.

– Что ты пристал к нему? – вскинулась вдруг Карая. – Может, он целоваться учился? Его теперь каждая девчонка мечтает чему-нибудь научить.

– Карая, милая, что ты говоришь? Или чувствуешь, что проиграла спор?

Тао чуть не смеялся.

– И ничего не проиграла, – притворно надула щеки та. – Так что? – обратилась она уже к Пато.

– Сегодня, – продолжил он как ни в чем не бывало, – после того, как мы с тобой попрощались, Тао, все, с кем бы я ни заговорил, чему-то меня научили. Кто – по-доброму, кто – нет. И я всем благодарен. Искренне. Сегодня меня осенило, и я осознал, наконец, где мое место. Вернее, какое оно.

Пато заметил, как мастер Тао посмотрел на жену и приподнял брови в немом вопросе: «Ну, что я говорил?»

Та отмахнулась от мужа и продолжала внимательно слушать, что говорит Пато.

– Я не скажу ни вам, ни кому-то еще, какое оно, это место. Но сделаю все, что от меня может зависеть, чтобы там оказаться.

– Хорошая цель, – мастер Тао уже сам наполнил кружки новой порцией пива. – Только ты ошибаешься, если думаешь, что мы хотим знать про то, какое оно. Это место под солнцем только твое и волновать может только тебя.