– Ну что ты всякую желтушную дрянь читаешь, – мягко проговорил он. – Разумеется, ты моя дочь. Разве может быть иначе?

Даша шмыгнула носом, глядя на него исподлобья и пока не отвечая на объятие. Видно было, что ей отчаянно, до слёз, хочется ему верить, но…

– Тогда съездишь со мной на генетическую экспертизу по установлению отцовства? – спросила она с надеждой. – Мне нужны стопроцентные доказательства того, что эта статья – бред собачий.

Всё опустилось у него внутри. Александр не знал, как отреагировать на эту просьбу, потому что просто не был готов к ней.

Даша, к сожалению, поняла это по его лицу.

– Всё-таки правда, – проговорила она заторможенно и тихо.

– Даш… – он осторожно прикоснулся к её плечу, но она с неожиданной резкостью отбросила его руку.

– Так значит, там написана правда, – повторила она. Лицо её исказилось от злости, граничащей с ненавистью.

– Вы с матерью всё это время мне врали! Врали!!! – закричала она.

И, развернувшись, девчонка пулей вылетела за дверь. Белецкий не успел её остановить, и эхо её обвиняющих слов ещё долго потом звенело у него в ушах.

***

Следующие несколько дней прошли в каком-то странном забытьи.

Белецкий помнил только о том, как сменил сим-карту, чтобы бестактные журналисты не донимали его назойливыми звонками. Всё остальные события всплывали в памяти смазанными и нечёткими, словно через дымку. Возможно, это была защитная реакция подсознания.

Наверное, он ездил в театр. Наверное, с кем-то встречался и разговаривал. Наверное, даже что-то ел и хотя бы изредка спал…

Несколько раз он пытался наладить контакт с Дашей, но она упорно отказывалась разговаривать с ним даже по телефону, не то что встречаться. Анжела умоляла его дать дочери время – дескать, это юношеский максимализм, подуется-подуется и отойдёт.

– Она выпытала у меня дату рождения, фамилию, имя и отчество настоящего отца, – через пару дней встревоженно пожаловалась бывшая жена. – Сейчас изо всех сил пытается разыскать его через соцсети… Это меня пугает, Саш, – добавила она. – А что, если реально найдёт? Он же и знать о ней не хотел.

Белецкий почувствовал укол ревности. Он, конечно, никогда не был идеальным отцом, но как легко для Даши оказалось перечеркнуть всё хорошее! Вот уже никто ей больше не нужен, кроме родного папаши. Словно его, Белецкого, никогда и не существовало в Дашиной жизни… Словно не он укачивал её ночами, кормил, менял подгузники, гулял с коляской… Словно вообще ничего не было.

В конце изнуряющей маловразумительной недели, которая не только не привнесла в их с Дашей отношения ничего определённого, но даже увеличила разрыв, Белецкий отправился в театр играть спектакль. На душе скребли кошки, но он старался держаться хотя бы на публике. Сердце давало о себе знать практически каждый день. Из дома невозможно было выйти без нитроглицерина, и Александр ощущал себя дряхлым стариком, зависимым от лекарств.

Кое-как, практически на автопилоте, отыграв представление, он долго сидел в гримёрке, пытаясь прийти в себя. В этот раз у него даже не хватило сил выйти на финальный поклон, и партнёры по сцене закидали его встревоженными вопросами, а зрители долго не хотели расходиться, отказываясь верить в то, что артист их попросту проигнорировал.

Александр чувствовал, что абсолютно не в состоянии собраться и поехать домой. Боль в груди становилась всё сильнее, а принятая недавно таблетка почему-то не помогала – наоборот, боль разрасталась, отдавая уже в левое плечо, шею и руку.

Впервые он ощутил некое подобие страха. “Да что со мной? А если это серьёзно? Всё-таки, тётя Глаша была права, посылая меня к врачу…” – подумал он.